Роджер Скрутон - Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых [litres]

Эта цитата демонстрирует главный интеллектуальный прием Гэлбрейта. Психологическое наблюдение, высказанное в ироничных тонах, используется для подкрепления экономической теории с масштабными и далеко идущими последствиями. Если оно верно, то обычное допущение о том, что фирмы стремятся максимизировать прибыль, является ложным, а общепринятая экономическая теория – несостоятельной. По мнению Гэлбрейта, компании стремятся максимально увеличить не прибыль, а власть. Более того, они делают это не в конкуренции с другими фирмами, а в союзе с ними. Ведь речь идет о власти, принадлежащей не отдельной компании, а «техноструктуре», общей для всех фирм.

Справедливости ради нужно сказать, что экономическое сообщество не было убеждено в правоте Гэлбрейта [25] См., например: [Brunner, 1980] и ссылки оттуда. Отметим, что одно из следствий теории Гэлбрейта, состоящее в том, что фирмы иногда (а возможно, все чаще) стремятся принимать решения, скорее основанные на принципе разумной достаточности , чем максимизирующие, пользуется относительно широкой поддержкой (см.: [Nelson, Winter, 1982]). . Однако то, верны его выводы в конечном счете или нет, не так важно, как уровень доказательств, приводимых в их подтверждение: никаких статистических данных, подробного анализа современной фирмы или конкретных примеров, изучения структуры принятия решений, реального сравнения частной корпорации и государственной монополии и теории правосубъектности корпораций в современном государстве. Нам предлагают не что иное, как социальную психологию, выдержанную в вебленовском ироническом ключе и заквашенную на органическом профессорском презрении к пустоте жизни управленцев.

В русле такого подхода Гэлбрейт льстит «расхожей мудрости», принципы которой он либо изображает в карикатурном виде, либо оставляет неопределенными. Это та самая «расхожая мудрость», которую он резко критикует в своей самой известной книге – «Общество изобилия» 1958 г. (дополненное и переработанное издание 1969 г.) за педалирование свободной конкуренции, открытых рынков и таких неоспоримо важных ценностей, как «сбалансированный бюджет». «Расхожая мудрость» изображается основным инструментом общественного контроля, сопоставимым с официальной идеологией коммунистического государства:

В странах коммунистического блока идеологическая устойчивость и сплочение общества во имя общей цели достигаются за счет формальной приверженности всех членов социума официально провозглашенной доктрине. Любое отклонение от официального курса с негодованием объявляется «ошибочным». А в нашем обществе стабильность и единомыслие насаждаются куда более неформально – при помощи расхожей мудрости [Galbraith, 1969, p. 17; Гэлбрейт, 2018, с. 32–33].

Трудно сказать, насколько серьезен Гэлбрейт в таких заявлениях. Тем не менее следует обратить внимание на одну важную деталь, поскольку уже по ней можно понять основную направленность и причину влияния более поздних работ Гэлбрейта. Коммунистическая идеология, по его словам, объявляет отклонение «ошибкой», в то время как «расхожая мудрость» насаждает стабильность.

Таким образом он ухитряется представить капиталистическую систему столь же угнетающей, как и ее коммунистическую альтернативу. Тот факт, что миллионы заплатили жизнью за «отклонение», а другие могли быть брошены в тюрьмы, подвергнуться гонениям и лишиться всех социальных прав за малейшую «ошибку», похоже, ускользнул от Гэлбрейта. В то же время его собственная свобода не просто выражать свои «нетрадиционные» (на самом деле довольно обычные, кейнсианские) взгляды, но и достичь в результате высшего интеллектуального влияния и власти тщательно спрятана за словечком «насаждаются».

В «Обществе изобилия» содержится основной критический удар Гэлбрейта по этосу производства, которое, по его мнению, «стало главной целью нашей жизни», хотя это «не та цель, которую мы преследуем последовательно или хотя бы в полной мере осознанно» [Galbraith, 1969, p. 131–132; Гэлбрейт, 2018, с. 166]. Бездумное стремление к производству стало причиной нестабильности и убожества современных капиталистических обществ, в которых общественное служение приносится в жертву товарному сверхизобилию. Но еще важнее то, что это стремление привело к опасной попытке обеспечить постоянный рост спроса. Принцип классической экономики, согласно которому спрос всегда будет увеличиваться в ответ на рост предложения, оказался несостоятельным и был опровергнут законом убывающей предельной полезности. Однако перед лицом угрозы, которую представлял этот закон, «расхожая мудрость» показала редкую находчивость: «убывание насущности потребления обходится молчанием» [Galbraith, 1969, p. 141; Гэлбрейт, 2018, с. 179]. Вместо этого было принято допущение, что производство товаров является важной и даже неотложной задачей, и что мы должны их выпускать, поскольку на смену нашему убывающему аппетиту приходит система ценностей, подталкивающая к потреблению. Таким образом, по мере удовлетворения нужд потребительскими товарами желания переходят на более высокий уровень, где закон убывающей предельной полезности уже не работает. Человеку может хватать вина, воды или бензина, но почести и достижения всегда в дефиците.