Роджер Скрутон - Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых [litres]

Сказать, что Джон Кеннет Гэлбрейт в лучших своих проявлениях был столь же остроумным и харизматичным, как и Веблен, было бы немалой ему похвалой. Там, где ему не хватало социологической интуиции, он брал смелостью выводов. Как и его великий предшественник, Гэлбрейт постоянно расширял поле критики за счет намеренного поиска противоречий. Его теория была глобальной «политической экономией» в том широком смысле, в котором она задумывалась Смитом, Рикардо и Миллем. Как и Веблен, он не был ортодоксальным левым мыслителем. Тем не менее его выводы и приведенные в их пользу аргументы имели большое значение при формировании позиции левых в 1960-х годах. К тому времени Гэлбрейт (хотя он родился и вырос в Канаде) был назначен президентом Джоном Кеннеди послом Соединенных Штатов в Индии. Затем он стал экономическим советником правительств Индии, Пакистана и Шри-Ланки. В 1966 г. Гэлбрейт стал ритовским лектором на Би-би-си, и перед своей смертью в 2006 г., когда ему было 98 лет, он имел 50 почетных степеней в университетах по всему миру. Его вполне можно было бы назвать самым авторитетным критиком истеблишмента среди тех, кто заслужил подобную репутацию. Приблизиться к подобному признанию могли разве что Эдвард Саид и Рональд Дворкин.

Гэлбрейт считал, что традиционная экономическая теория с ее акцентом на конкурентных рынках не подходит для описания «нового индустриального государства». Этим словосочетанием он обозначал как «капиталистические экономики» Запада, так и «социалистические экономики» советской империи. Более того, он утверждал, что традиционный акцент на производстве как критерии социальных, экономических и политических успехов не лучше идеологии. Это лишь удобное убеждение, льющее воду на мельницу нового типа государства, попутно отравляя источники удовлетворения потребностей.

Гэлбрейт предложил анализ всей социально-экономической системы промышленного производства, приняв во внимание множество факторов, которые, по его мнению, ранее игнорировались: «олигополию», «уравновешивающую силу», централизованное принятие решений и постепенное снижение роли мотивации к получению прибыли, а также эффективности конкуренции. В результате этого анализа, излагаемого в нескольких известных книгах, постепенно вырисовывается образ индустриального общества как обезличенной системы, контролируемой «техноструктурой», непосредственно заинтересованной в производстве. Легитимность этой системы зависит от навязывания политических мифов, в частности «мифа о холодной войне». При помощи него гонка вооружений и ставшее ее следствием технологическое перепроизводство, случайным образом сказывающееся на выпуске всех остальных товаров, оказались включены в политический процесс. Сами по себе эти мифы являются побочным продуктом глубоких структурных изменений в главных экономиках «капиталистического» мира. А те, в свою очередь, постепенно отошли от предпринимательской парадигмы, от которой отталкивались в своих размышлениях Маркс, Маршалл, Бём-Баверк и Самуэльсон [Marshall, 1890; Маршалл, 1993; Böhm-Bawerk, 1896; Бём-Баверк, 2002; Samuelson, 1983; Самуэльсон, 2002]. Как утверждает Гэлбрейт, «рынок» перестает быть главной инстанцией, определяющей цены и объемы производства. По мере того как увеличиваются возможности по контролю и управлению спросом, производство освобождается от его ограничивающего влияния. Потребитель превращается из суверена в подданного. А фирмы начинают подчиняться самоподдерживающемуся процессу планирования, который распространяется по всей промышленной системе и не имеет никакой другой цели, кроме своей экспансии.

В современной экономике, по утверждению Гэлбрейта, собственность и управление почти полностью разведены: все чаще люди, принимающие решения от лица фирмы, не являются теми, кто извлекает прибыль. Не несут они и личной ответственности за последствия своих действий. Условия труда определяются обезличенными силами, которые действуют через фирму и устанавливают, какое вознаграждение получают сотрудники: исполнители, менеджеры и директора. В принципе, ничто не мешает тому, чтобы служащий получал больше менеджера. В этом месте столь дорогая сердцу левых идея капиталистической «эксплуатации», равно как и марксистская концепция класса, сталкивается с серьезными сложностями. В действительности в современной свободной экономике есть два класса: занятые и безработные. Ни один из них не обладает монополией на власть над другим, поскольку политический процесс обеспечивает каждому защиту от принуждения. К тому же между двумя классами существует максимальная социальная мобильность.