Четыре книги, посвященные великой переоценке ценностей, должны были вскоре появиться – об этом он писал Овербеку. Он уже разворачивал орудия. Как и подобает старому артиллеристу, он собирался выстрелить по истории человечества дуплетом, разделив каждый выстрел надвое. Это был весьма хладнокровный план, как отмечал он не без остроумия, имея в виду наступление зимы. Но прежде всего необходимо было успеть еще раз выстрелить в Вагнера до 20 ноября – даты, на которую он наметил отъезд из Турина в Ниццу или на Корсику [20].
Однако план поездки в Ниццу или на Корсику отменился почти сразу. Ехать на Корсику не имело смысла: там уже было покончено и со всеми бандитами, и со всеми королями и импера– торами [21].
Мысли, как и планы поездок, приходили и уходили. Огромные горы бумаги в его комнате становились все выше. Его текущие и прошлые бумаги, словно снежинки, слетали со стола на пол; он писал множество писем и сводил вместе фрагменты предыдущих книг для работы «Ницше contra Вагнер» – четвертой книги за год, а если включить сюда «Дифирамбы», то и пятой; также это была вторая книга с именем Вагнера в названии.
Тем временем из Ниццы доставили «косолапый» сундук. Наконец-то Ницше мог прочесть собственные книги. Они были великолепны. Его охватило восхищение собственным величием. Просто невероятно, какую силу над событиями имели его мысли. Никаких совпадений больше не существовало. Достаточно было подумать о человеке – и письмо от него тотчас прибывало прямо под дверь. Когда он представлял себе те великие свершения, что удались ему в период с 3 сентября по 4 ноября, ему казалось, что вскоре в Турине может вообще случиться землетрясение.
15 декабря он отправил Науманну тоненькую рукопись «Ницше contra Вагнер» и «Дионисовы дифирамбы». Печать других книг может подождать. Науманн должен бросить все и печатать «Ницше contra Вагнер». Через два дня это распоряжение было отменено, и Науманн получил телеграмму: Ecce vorwärts («Вперед с “Ecce Homo”»). «Ecce Homo» «переходит границы литературы… Для этой книги нет параллелей и в самой природе; она буквально надвое разрывает историю человечества – это динамит в высшей степени».
Наступало Рождество, а с ним и пора писать рождественские послания. Матери он писал следующее:
«Теперь твой старый сын невероятно знаменит, хотя и не в Германии: немцы слишком глупы и вульгарны, чтобы понять величие моего разума, и вечно на меня клевещут, – но во всех других странах. Мои почитатели – очень избирательные люди, все они знамениты и влиятельны… весьма привлекательные дамы, включая сюда, разумеется, и г-жу княгиню Тенишеву! Среди моих поклонников есть настоящие гении – сейчас нет такого имени, которое произносилось бы с таким почтением и уважением, как мое… К счастью, сейчас я готов ко всему, что могут потребовать от меня мои задачи…
Твой старый сын» [22].
Письмо Элизабет:
«Сестра моя… Я вынужден распрощаться с тобою навсегда. Теперь, когда судьба моя ясна, любые твои слова кажутся мне десятикратно резкими; ты не имеешь и отдаленного понятия о том, каково быть так тесно связанным с человеком-судьбой, в котором решаются тысячелетние вопросы человеческого существования – я буквально держу в своей ладони будущее всего человечества…» [23]
Письмо Петеру Гасту:
«Дорогой друг, я хотел бы вернуть себе все экземпляры четвертой части “Заратустры”… любой ценой. (Я читал ее все эти дни и чуть не умер от переживаний.) Если я опубликую ее позже, через несколько десятилетий войн и мировых кризисов, тогда время будет более подходящим.
Чудеса! Привет от Феникса» [24].
Петеру Гасту:
«Только что умер князь фон Кариньяно; у нас будут отличные похороны» [25].
Карлу Фуксу:
«…В следующие несколько лет мир будет стоять на голове; старый Бог отрекся от престола, и теперь миром буду править я …» [26]
Францу Овербеку:
«Дорогой друг! <���…> Через два месяца мое имя станет известно всему миру…
Я как раз работаю над меморандумом для дворов европейских держав с целью создания антинемецкой лиги. Я хочу надеть на “рейх” смирительную рубашку и спровоцировать его на безнадежную войну. Я не успокоюсь до тех пор, пока молодой кайзер и иже с ним не будут у меня в руках. Между нами! Только между нами. – Полный штиль в душе! Десять часов беспробудного сна! Н.» [79] Пер. И. А. Эбаноидзе.
[27].
Мете фон Залис-Маршлинс:
«Уважаемая фройляйн! Наверное, никто из смертных не получал еще таких писем, как я… От высшего петербургского общества. И от французского!.. Самое примечательное в Турине – восхищение, которое я внушаю людям всех сословий… Мои книги печатают почти с религиозным рвением. Г-жа Ковалевская в Стокгольме (она происходит из рода древнего венгерского короля Матьяша Корвина)… считается единственным живущим математическим гением.
Читать дальше