Лариса Гармаш: Так говорила Заратустра (Лу Саломе - 'совершенный друг' и 'абсолютное зло' в жизни Фридриха Ницше)

Лариса Гармаш

Так говорила Заратустра

Лу Саломе - "совершенный друг" и "абсолютное зло" в жизни Фридриха Ницше

Любовь - единственное лекарство от смерти, поскольку она ей сродни.

(Мигель де Унамуно) После смерти Ницше две женщины опубликовали свои воспоминания о нем. Первой -Ницше обязан всеми недоразумениями, существующими вокруг его имени. Это его сестра Элизабет Ферстер-Ницше, наследница и распорядительница его архива, слишком произвольное обращение с которым и породило нелепую легенду о Ницше как предтече национал-социализма. Другая самый противоречивый персонаж в судьбе мыслителя: женщина, чье имя звучанием своим напоминает о библейской танцовщице - Лу Саломе.

Ей по праву принадлежит роль одной из самых исключительных женщин в истории Европы. Во всяком случае немецкий писатель Курт Вольф утверждал, что "ни одна женщина за последние 150 лет не имела более сильного влияния на страны, говорящие на немецком языке, чем Лу фон Саломе из Петербурга".

И в самом деле, такой "коллекции" потерявших голову знаменитостей не встретишь более ни в одной женской биографии: Лу была "Великой Русской революцией" в жизни Ницше, ее боготворил и воспевал Рильке, ею восторгался Фрейд, ее собеседниками были Ибсен и Толстой, Тургенев и Вагнер, с ее именем связывают самоубийства Виктора Тауска и Пауля Рэ, по настоянию Мартина Бубера, известного философа и близкого друга, ею была написана книга под названием "Эротика", которая стала бестселлером в Европе и выдержала 5 переизданий...

Воздержимся от штампа "женщины-музы". Эта роль слишком одномерна для нее. Еще менее точным была бы попытка навязать ей образ непревзойденной гетеры 19-20 веков, ибо ее мало развлекал "список поверженных". Какая же тайная, неутолимая тоска гнездилась в ее душе, гоняя ее "от костра к костру"? Исполняя на интеллектуальных подмостках Европы свой "танец семи покрывал", не свою ли собственную голову стяжала она? Ведь она хотела во что бы то ни стало реализовать на практике ницшевское кредо - "Стать Тем, кто ты Есть" - вскрой свою глубину, извлеки на свет свою подлинность!.. Она была великим и отчаянным экспериментатором... в режиссуре судьбы - собственной и окружающих.

* * *

Началось это довольно рано, в первые 20 лет ее жизни, которые она провела на родине, в Петербурге. Лу родилась в 1861 году в семье генерала русской службы Густава фон Саломе, прибалтийского немца по происхождению. Младшая сестра пяти братьев, она, наверное, ощущала себя подобно андерсоновской Элизе. "Весь мир казался мне населенным братьями", - писала она в своих воспоминаниях. Не здесь ли - исток ее беспрецедентного успеха у мужчин, тайна всепобеждающей непринужденности ее обаяния?

Первым мужчиной, испробовавшим его на себе, был известный своими проповедями пастор Гийо. Поводом к их знакомству послужило чувство глубокого одиночества, невысказанности и тоски, которое Лу очень остро переживала в свои 17 лет. Рискнув, Лу написала об этом человеку, чьи проповеди привлекли ее своей глубиной. Письмо, очевидно, произвело на пастора приятное впечатление, и они встретились. Эта встреча была первой в череде тех судьбоносных сюжетов, которые круто изменяли ее жизнь. Целый год втайне от семьи Лу встречалась с пастором, чтобы штудировать философию, историю религии, голландский язык... Героями их бесед были Кант и Спиноза. Ее странные мечты и тягостные раздумья Гийо готов был выслушивать очень серьезно, освобождая ее тем самым от мученического утаивания самой себя. Тогда, - вспоминала она, - в Гийо ей виделся Бог, и она поклонялась ему, как Богу. Драма назревала с неизбежностью: чтобы предсказать ее, не требовалось особой проницательности экзальтированная девичья идеализация должна была натолкнуться на живого человека. Они неуклонно сближались, и это было мучительно для обоих: однажды Лу потеряла сознание, сидя на коленях у пастора. Развязку ускорила смерть отца Лу: Гийо настоял, чтобы она рассказала матери об их уроках, и сам попросил у нее руки дочери. Такой поворот событий поверг Лу в шок...

Был ли это глубинный страх подлинной близости? Горечь от утраты сакральной дистанции? Уже тогда возникшее предчувствие иного, совершенно особого пути? Во всяком случае сексуальная близость для будущего автора "Эротики" была вещью принципиально отклоняемой еще много лет.