Александр Марков - Теории современного искусства

Очень интересная параллель рассуждениям Ланда находится в социологии техники Люси Сачмен. Недавно в русском переводе вышла ее книга «Реконфигурация отношений человек — машина» (2006). Сачмен рассуждает так: работа, скажем, бухгалтерии подчиняется некоторому количеству писаных инструкций — приходить на работу вовремя, не загромождать стол лишними вещами, брать трубку телефона. Но еще больше инструкций неписаных: брать трубку сразу, располагать на столе вещи в заведенном порядке, приходить и сначала всех приветствовать, а после садиться за стол. Некоторые из этих неписаных правил усваиваются интуитивно, некоторые вырабатываются в ходе гашения конфликтов, но во всех случаях они обеспечивают устойчивую работу и устойчивое развитие системы, как и любое соблюдение ритуалов и правил.

Но Сачмен поставила вопрос, что происходит, когда в этот мир приходит машина, которая может отвечать на звонки, выравнивать и систематизировать документы, определять затраты времени, переподчинять себе многое в производстве? Ведь нельзя все правила и ритуалы просто поручить машине. Происходит сложная адаптация всего производства к этой «акселерации», к машине, которая выполняет правила быстрее человека. Иногда эти адаптации оказываются не очень удачными, например, когда компьютером пользуются просто для набора текстов или счета, или когда электронный документооборот дублируется бумажным. Но иногда такие адаптации вполне могут догнать технику, если принимаются нестандартные решения: появляется новый тип сортировки документов, используются прогностические возможности машины в бухгалтерском учете, или машине поручается читать и проводить контент-анализ ин струкций для людей, чтобы облегчить освоение людьми новых приемов экономического участия. Тогда скорость машины оказывается не досадным или приятным обстоятельством работы офисного механизма, но необходимой частью эволюции офиса как места обучения и совершенствования навыков.

В одном из выступлений Ланд удачно объявил символом акселерационизма дворняг. Дворняги как бы откалываются от обычного освоения человеком природы, сбегают, возникают в результате скрещивания и одновременно обособления поведения от поведения других собак. При этом дворняги показывают, каким может быть природное разнообразие при «дезинтеграции», когда ответвления (их Ланд называет греческим словом «кла- дой», отростки, торчащие во все стороны вещи, у нас неточно иногда переводят «осколки»), иначе говоря, группы вещей, отделяющихся от родословной, обретают самостоятельное существование, уже не зависящее от родословной. Например, работа современного компьютера не зависит от того, какого он поколения, а только от соотнесения мощности процессора со спецификой поставленных задач. Ланд предлагает, глядя на проблематику энтропии (инфляционной космологии), определять эти задачи не как частные и формульные, а как общие, связанные с ориентацией в «изотропическом» пространстве, в котором нет готовой точки отсчета. Эти «дворняги» позволяют нам разобраться, какие из наших задач не превратились еще в слишком частные. В таком пространстве ветвь, как определенный в мире пространства, времени и причинности разрыв группы особей с родословной, и будет тем, что мы ищем в том числе средствами искусства.

Темной экологии и акселерационизму близки труды Юджина Такера, уже упомянутого в прошлой лекции. Например, он выступал как теоретик блэк-металла. В отли чие от культуры хиппи, проповедовавшей мирное сосуществование с природой, блэк-металл исследует распад нашего тела, гниение, энтропию и ускорение ведущих к ней процессов. Но именно поэтому, считает этот философ, блэк-металл возродил серийность: возможность пе- реслушивания композиций, вполне сопоставимая с монашеской медитацией, с размышлением о смерти над могилами, ложится в основу новой культуры. Эта культура имеет дело с фундаментальной раздвоенностью человека нашего времени: мы, с одной стороны, живем в информационной среде, оторванной от привычного материального мира, развивающейся по собственным законам, в информационной невесомости с неизменными алгоритмами, а с другой стороны — в мире нефти и помоек, в вязкой тяжести, которая все меньше и меньше позволяет нам перемещаться в пространстве, если даже полеты на самолетах стали рутиной, потому что эта тяжесть блокирует наше воображение. Блэк-металл позволяет посмотреть на ситуацию не как на клубок обстоятельств, а например, как на новую битву Бога и дьявола, тем самым перейдя от обвинения обстоятельств к постконцептуальному структурному изучению происходящего.