Александр Марков - Теории современного искусства

Тогда как Гегель, по замечанию Регева, основывается уже на физике, в которой осуществляется постоянный перевод явных образов в научные образы: так, например, развитие превращается из факта простого разворачивания в факт совершенствования благодаря работе «самосознания», которое развивается. Поэтому опора на диалектику Гегеля могла бы помирить два подхода в современных естественных науках, но и в экономике тоже, «эмпиризм» и «реализм», опору на опыт и опору на соответствие модели действительности. Просто можно представить, что самосознанием обладает и некоторый научный объект, скажем, галактика или нефть, и этот объект, производя в себе перевод, например, «аберрации» в «экономическую манипуляцию» или «добычи» в «присвоение», определяет те закономерности, которые только и способна исследовать современная экономическая наука. В этом смысле современный экономист подобен оператору радиотелескопа, который получает красивые картинки, хотя телескоп улавливает только радиоволны — он может показать, как волна сознает себя, как она выдает себя убедительно только в качестве картинки, а значит, на эту картинку можно опираться не только моделируя процессы, но и созерцая их.

Есть и другие авторы, работающие в близком ключе, например, на русском языке вышла книга М. Деланды «Война в эпоху разумных машин», где автор рассматривает эволюцию людей и машин как два параллельных процесса. Например, понятно, что средневековая крепость эволюционировала не к блиндажу или дзоту, это, скорее, тупиковая ветвь эволюции, а к радиолокационной станции. Она, как и крепость, не просто защищает какие- то запасы (причем с радиолокационной станцией эти запасы можно не складывать в подвалы, а распределить по всему поселку, поэтому это более высокая ступень эволюции), но позволяет следить за происходящим с высокой точки. Радиолокация замечает не только передвижения, но и отдельные запуски и локации, — и она поэтому так же совершеннее по эволюции, как глаз высших животных, замечающих неподвижные предметы, совершеннее глаза животных, видящих только подвижные предметы.

Но в результате получается, что машины даже развиваются быстрее человека и используют человека для своей эволюции. Наблюдения Деланды полезны для определения того, как работает, например, прямая перспектива в живописи, возникновение которой связано в том числе с развитием баллистики, но также и того, как в современном искусстве возможны движущиеся инсталляции, которые в сочетании с движением зрителя оказываются новым этапом эволюции искусства, способного уже производить события на перекрестке взглядов. Один из наших мысли телей, работающих сходным образом, философ техники Михаил Куртов, создавший, в частности, «поподицею», апологию поп-музыки как нового вида проповеди, членящей магическое воздействие звука на воспринимаемые отрезки, позволяющие воспринять моральные или иные жизненно важные смыслы, позволяющие «радикально перейти к реальности».

В настоящее время «Циклонопедия» Резы Негарестани (за хорошую беседу об этом произведении благодарю Михаила Немцева) доступна по-русски, и можно убедиться в том, что это тоже «темная философия», в буквальном смысле — в Иране Негарестани был диссидентом, мог публиковаться только на темных, недоступных цензуре форумах, вообще находился в тени, и только то, что его заметили популярные философы, проводящие конференции в США, позволило ему эмигрировать и писать вполне аргументированные социологические тексты уже в США. Можно сравнить это с тем, как В. В. Розанов писал «О понимании», трактат, на основе тех книг, которые ему были доступны как гимназическому учителю, а через век В. В. Бибихин объяснил, что это вовсе не чудачество молодого философа, который потом проявил себя талантливее как эссеист и журналист, а вполне убедительная и завершенная система — если бы трактат Розанова заметили бы немцы и перевели бы на немецкий, то он бы уехал в Германию и мировая философия развивалась бы иначе, так же как если бы Гегель не умер от холеры и создал бы вторую редакцию «Феноменологии духа», то и марксизм был бы другим, и многое в философии было бы по-другому.

«Циклонопедия», как я уже сказал, представляет собой роман, в котором мы находим мотивы и персидской поэзии как «искусства любви». Начинается весь роман с пламенной страсти и невстречи, что соответствует мотивам персидской поэзии, которые потом перешли к труба дурам, а от них — и во всю европейскую лирику: любовь к тому, кого не видел(а), гендерная неясность (как в европейской поэзии возлюбленная «ангел», хотя ангел пола не имеет), томление сердца, повышенная роль мечты, волшебный предмет, вроде цветка из таинственного сада, эротико-сексуальный символизм (роза, соловей, сад), требующий сверхвозбуждения, разрешающегося поэтико-му- зыкальным творчеством. Но это не главное в романе, главное — это фиктивный автор, сочиняющий эту цикло- нопедию, прием, обычный в модернистском и постмодернистском романе (вспомним «Баудолино» У. Эко), даже в интеллектуальном детективе, где интеллектуал, сочиняя какой-то сюжет как литературный факт, составляет себе и другим судьбу. По сути, «Циклонопедия» представляет собой исследование, как нефть превращается не просто в основу существования мира, но строит некоторые заговоры, например, посягает на само солнце, но при этом никакая конспирология (в духе «Матрицы» сестер Вачовски, вдохновленной идеями Бодрийяра) неуместна, потому что она только будет конвертировать заговоры в не-заговоры, иначе говоря, способствовать продаже нефти, а не ее разоблачению. На этом сегодня закончим.