Дэвид Харт - Бог. Новые ответы у границ разума

Moses Maimonides, The Guide for the Perplexed , I.52–59; Spitzer, New Proofs for the Existence of God, pp. 110–143.

Слова «actuality» и «actual» мы переводим как «действительность» и «действительный» вне того контекста, в котором они соотносятся с понятиями «potentiality» и «potential», образуя схоластическую оппозицию: «актуальный» ‒ «потенциальный».

Хорошую трактовку простоты как метафизического описания сущности Бога, как отличную от вопроса о духовных актах воли и знания Бога, сделанную (скажем так) с творчески томистской точки зрения см. в: W.Norris Clarke, “ A New Look at the Immutability of God ,” in idem, Explorations in Metaphysics: Being, God, Person (Notre Dame: University of Notre Dame Press, 1994), pp. 183–210.

См.: Augustine, Sermon 52 and Confessions III.6.2; Maximus the Confessor, Ambigua ; Moses Maimonides, The Guide for the Perplexed , I.58; the Isha Upanishad , V; cf.: the Mundaka Upanishad , II.2.7.

Самый популярный способ повернуть дело так – это аргумент, выдвинутый Питером ван Инвагеном (кстати, христианином) и несколькими другими философами – относительно огромного «конъюнктивного» суждения. Предположим, говорится в этом аргументе, нужно было бы сложить все контингентные истины всей Вселенной в единый набор; этот набор можно принять за одно очень большое суждение, объединяющее все эти контингентные истины в одной огромной описательной фразе; тогда если должно быть какое-то объяснение истинности этого суждения, то, как, похоже, гласит принцип достаточного основания, объяснение не может быть контингентной истиной, потому что тогда оно должно быть включено в указанный набор истин и поэтому объяснило бы себя (что невозможно); но тогда если это необходимая истина, то все ее следствия также должны быть необходимы, и поэтому набор контингентных истин исчезает, и мы должны предположить, что все, что есть, действительно необходимо (что кажется очевидно неверным). Таким образом, нет достаточной причины для этого огромного конъюнктивного суждения, и поэтому сам принцип ложен. Этот аргумент – который на самом деле есть нечто не намного большее, чем дефективная версия аргумента против возможности набора всех наборов (не может быть контингентного набора всех контингентных вещей) – проблематичен в нескольких отношениях, многие из которых здесь не важны. Самая простая проблема состоит в неспособности отличить логику причинности от логики пропозициональной истины (истины суждений), как я уже намекал. В конце концов «набор» – это не субстанция, а чисто условная понятийная абстракция, которая всего лишь вполне нейтрально отграничивает некий набор сходных вещей. В самом деле, совершенно верно, что какая-то субстанция не может быть причиной какой-либо другой субстанции, от которой она зависит; объект, зависящий от Вселенной, не может быть причиной Вселенной, не являясь причиной самого себя, что, конечно, невозможно. Но связь между множеством и его содержимым не является причинно-следственной зависимостью, и поэтому просто неверно, что объяснение набора фактов не может быть включено в элементы этого набора. Если при бое часов в полдень я принимаю решение о своей жизни, которое обязывает меня принять еще десяток решений до истечения часа, всецело в соответствии с моим первым решением теперь существует набор из тринадцати контингентных решений, которые я принял во время ланча, достаточной причиной для которых является первое решение в этой серии. То, почему я принял это первое решение, – еще один вопрос; но все объяснения всегда можно бесконечно проследить до логически предшествующих причин, пока не найдешь первую причину всего. Это соображение, однако, лишь заставляет задуматься, действительно ли огромное конъюнктивное суждение вообще требует какого-либо внешнего объяснения того, почему оно верно. В конце концов, что это такое, как не невероятно большой каталог истин, объяснения которых уже содержатся в огромном причинно-следственном описании, которое его составляет («Джанет ударила Генри, потому что Генри ей надерзил, потому что Генри был плохо воспитан, потому что его отец всегда был дебоширом, потому что…»)? Если, однако, после того, как все причинно-следственные связи в этом бесконечном предложении были учтены, реальная проблема состоит, оказывается, просто в том, почему в целом существует эта Вселенная и необходима ли ее первая причина, и должно ли тогда все, что следует из нее, быть необходимо, то я заявляю, что это мало влияет на принцип достаточного основания. Если под «первопричиной» подразумевается, скажем, сам Бог, «первая субстанция», то ясно, что Он может быть необходим в логическом смысле (беспричинен, прост, бесконечен и т. д.) и все равно производить свободные, но контингентные творения (вещи, зависящие от него). Если, напротив, под «первопричиной» подразумевать предполагаемое решение Бога сотворить вселенную, то можно дискутировать о метафизике божественного и о тварной свободе, и о творении из ничего – о чем угодно; можно даже спорить о том, что может ли быть такая вещь, как необходимая причина, которая, по своей природе, вызывает неопределенные следствия, или контингентная истина, которая всецело объясняет самое себя; можно спорить о полусотне других, связанных с этим вопросом, не достигая окончательного ответа; но ничто из этого не дает достаточных оснований сомневаться в том, что все истины в принципе так или иначе объяснимы.