Виктор Визгин - Лица и сюжеты русской мысли

Жуковский в разное время трижды переводил эту элегию. Об истории его переводов см.: Алексеев М. П. Английская поэзия и русская литература // Английская поэзия в русских переводах (XIV–XIX века). М., 1981. С. 540–552.

Maine de Biran М. F. Р. Journal intime. T. 1–2. P., 1927–1931. О нем см.: Кротов А. А. Философия Мен де Бирана. М., 2000; Визгин В. П. Мен де Биран и Габриэль Марсель // Визгин В. П. Очерки истории французской мысли. М., 2013. С. 66–82.

Жуковский В. А. ПСС. Т. 12. С. 140. Запись от 22.2.1813 или 1814 г. Мы склоняемся считать, что эта поездка имела место в феврале 1814 г. Жуковский начинает говеть в Великий пост именно после нее, а эта запись с упоминанием поста четко датирована 1814 г.

Жуковский В. А. ПСС. Т. 12. С. 144.

Там же. С. 142.

Там же. С. 158. Стена одного берлинского дома, обвешанная множеством устаревших объявлений, вызвала у Жуковского медитацию о бренности всего на свете («веков, империй и народов»), кроме тех двух указанных им «существ».

Эдуард Юнг (1683–1765) – английский мистический поэт. «В его стихах преобладали мотивы отрешенности от земного бытия, размышления о смерти и вечности. Чрезвычайным успехом пользовались его “Ночные мысли”, многократно переводившиеся на русский язык» (Гаврюшин Н. К. Юнгов остров. М., 2001. С. 28).

Жуковский В. А. ПСС. Т. 9. М., 1902. С. 122. Относительно изображения Руссо Жуковский, как показал Н. К. Гаврюшин, ошибся. Обо всем этом «пантеоне пиетизма» см. религиозно-исторический этюд Н. К. Гаврюшина с его с историческим, богато документированным контекстом (Гаврюшин Н. К. Указ. соч.).

Там же. Курсив наш. – В. В.

Жуковский В. А. Отрывки из дневников // Жуковский В. А. ПСС. Т. 12. М., 1902. С. 121. Курсив автора. – В. В.

Жуковский В. А. ПСС. Т. 12. С. 157.

Жуковский В. А. ПСС. Т. 12. С. 139.

Там же. С. 128.

Там же. Т.9. С. 120.

Об эволюции понятия меланхолии в истории европейской культуры см.: Klibansky R., Panofsky Е., Saxl F. Saturne et la Melancholie. Paris, 1989.

Версия из последнего перевода этой элегии русским поэтом.

В оригинале говорится о «широте его доброты» и «искренности души» (large was his bounty, and his soul sincere).

Леопарди Дж. Бесконечность // Лирика. М., 1967. С. 33 (перевод А. А. Ахматовой).

Жуковский В. А. ПСС. Т. 12. С. 151.

Les ames sensibles. См., например, у Ж. де Сталь: Corinne ou lTtalie. Nouvelle ed. Paris, 1865. P. 10.

Таким его видел Амиель, припозднившийся женевский романтик, с симпатией замеченный Львом Толстым: Amiel H.-F. Fragments dun journal intime. T. 1. 1901. P. 131–132.

В последнем, более полном издании сочинений и писем Жуковского, чем издание Архангельского (Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Т. XIII. М., 2004), в котором парижский дневник 1827 г. публикуется целиком, упоминания о парижской встрече с Шатобрианом нет. Правда, Жуковский в Париже беседует о нем, посещает памятные шатобриановские места, отмечает присутствие известного писателя на лекции в Сорбонне, вызвавшее энтузиазм молодежи, обращает внимание на его «кокетство» (ПСС в двадцати томах. Т. XIII. С. 265), но никаких упоминаний о личной встрече с ним в этот год здесь нет. Б. К. Зайцев, видимо, опирался в своем суждении на П. А. Вяземского (см.: В. А. Жуковский в воспоминаниях современников. М., 1999. С. 195). Встречи Жуковского с Шатобрианом так прокомментировал Карамзин в письме к И. И. Дмитриеву от 10 марта 1821 г.: «Жуковский видит и хвалит Шатобриана» ( Жуковский В. А. ПСС в двадцати томах. Т. XIII. С. 502).

Стихотворение Жуковского «Там небеса и воды ясны!» (1816) представляет собой перевод одного романса Шатобриана.

Из дневника 1805 г. (Жуковский В. А. ПСС. Т. 12. С. 125–126). Приведем русский перевод этой цитаты из Шатобриана, обозначив ее курсивом: «Обращение мое свершилось в сердце: я заплакал и уверовал» ( Шатобриан Ф. R де. Замогильные записки. М., 1995. С. 165. Курсив мой. – В. В.).

П. А. Вяземский считал, что с Шатобрианом у Жуковского вряд ли могли бы установиться близкие отношения, вроде тех, которые у него сложились с Гизо (В. А. Жуковский в воспоминаниях современников. М., 1999. С. 196): гениальный писатель был «слишком напыщен», чтобы сойтись душой с таким скромным человеком, как Жуковский. Вяземский знал, о чем говорил.