Владимир Бутромеев: Подлинная история времени без ложных вымыслов Стивена Хокинга. Что такое время. Что такое национальная идея

Второй самообман намного сильнее первого. На него больше надежд. Я не умру, не исчезну бесследно и навсегда, потому что я – часть извечной, магической, почти осязаемой цепи – прадеды и деды, отцы, я, мои дети, внуки, правнуки.

Эта цепь тянется из темных глубин прошлого, из ночных звездных бездн и пространств, уходит в неведомое будущее, и я одно из звеньев этой цепи, она непрерывна, вечна, а значит, я не умру, не исчезну, останусь в своих детях, нужно только вырастить их, дождаться внуков, а еще лучше правнуков – да это очевидно: цепь непрерывна, и я – звено этой цепи, а следовательно, не умру.

Но все-таки это самообман и не более того.

Первый самообман разрушается сам собою, на подсознательном уровне, исчезает, как легкий туман, скрывавший утром кусты и деревья на опушке дремучего леса, в который страшно входить, но входить придется. Туман рассеивается и ты видишь, что дорога ведет туда – в неведомую, страшную чащу, из которой никто никогда не возвращался.

Второй самообман сильнее. Ведь дети, мои дети, мое продолжение, вот они, рядом, люди умирают, а дети их остаются, продолжают тех, кто их родил, продолжусь и я в своих детях.

Но стоит задуматься и тут же возникают сомнения.

Вот он я. Вот моя жизнь, мир, в котором я живу, круг моих интересов, мои мысли, надежды, стремления. Что в моей жизни от моего отца? Кроме черт лица, кроме сходных интонаций голоса, походки? Нетрудно припомнить жизнь отца и сразу становится ясно – это была другая жизнь, отец жил и прожил свою жизнь, совсем на мою жизнь не похожую. А моя жизнь совершенно иная, она моя, по сути своей совершенно ничего общего с жизнью моего отца не имеющая.

Продолжается ли мой отец во мне? В моей жизни – кроме воспоминаний о нем? Есть ли он во мне?

Нет, во мне есть только я. Это очевидно при здравом размышлении. Как бы я ни был похож на отца, на мать и даже, если я продолжаю дело отца – я это я, только я, во мне нет никого, кроме меня.

Следовательно, как и мой отец не переселился в меня и не продолжает свою жизнь во мне, так и я не продолжусь в своих детях. Они похожи на меня, но у них своя жизнь. Это не мешает мне любить их, радоваться их успехам, огорчаться их неудачами, хотеть, чтобы они были счастливы, видеть в них смысл жизни – но только при своей жизни, а никак не после своей смерти.

Для того чтобы понять тщетность второго самообмана, нужно думать, размышлять, что делают не все и что не всем присуще, да и не всем под силу. Второй самообман разрушается не сам, его довольно трудно разоблачить, да и этого не нужно делать. Он дает возможность людям жить поколениями, родственно связанными между собой, и находить смысл в продолжении младшим поколением старших поколений и в поддержке старшими поколениями младших поколений, приходящих им на смену.

Это как бы позволяет дать понятный ответ на вопрос зачем живет человек в этом мире, на этой земле и даже сформулировать этот ответ в виде афоризма. Человек живет, чтобы построить дом, посадить дерево и родить сына.

И вот позади не отягощенное никакими смыслами детство, наивная, торопливая, беззаботная юность, и даже зрелость с ее заботами и приобретенным опытом. И дом уже построен, и сын вырос, и дерево у калитки или рядом с самим домом широко раскинуло крепкие ветви.

И дом, и дерево, и сын останутся после меня, а раз останутся они, созданные мною, то, значит, останется и память обо мне – то есть я не исчезну, а останусь, не умру. В этом и есть смысл, поэтому я строил дом, сажал дерево, рожал сына – чтобы остаться, не исчезнуть бесследно, не умереть, чтобы обо мне помнили и сын, и его дети, мои внуки.

Значит, мое бессмертие в памяти обо мне.

Но надолго ли? Ведь я всю жизнь помню о своих отце и матери после их смерти, и о дедушках и бабушках – помню, а вот прадедушек, которых ни разу не видел… Имя одного из прадедушек я знаю и помню, имя второго прадедушки даже не знаю. А тех, кто был их отцами тем более не знаю, не помню, не могу помнить. Значит, память и обо мне в моих детях, внуках, правнуках не вечна, коротка.

На два-три поколения, не больше.

Человек, построивший дом, посадивший дерево, родивший сына, будет вскоре забыт. Дом, им построенный, станет тесен и неудобен, и в конце концов заброшен. Посаженное им дерево, даже если это долголетний дуб, рано или поздно срубят, а если нет, то оно упадет, поваленное ветром. А потомки – дети его детей, правнуки и праправнуки не будут знать его имя.

От смерти и забвения спасает посмертная память. Не наивное недомыслие, что, мол, умирают другие, а не я, и потому я не умру, и даже не иллюзорное продолжение себя в своих детях и внуках и последующих потомках.