Ромен Роллан: Вселенское Евангелие Вивекананды

Понятна поэтому та осторожность, с какой современная Церковь отодвигает в тень, хотя и почитает "Псевдо-Дионисия" – "этого древнего учителя, двусмысленного, темного, малонадежного и опасного", как говорит о нем один из самых талантливых историков западного мистицизма. {Анри Бремон, Литературная история религиозного чувства во Франции, VII. Метафизика Святых, т. I, стр. 148.} Трудно отрицать за ним право на это, с точки зрения ортодоксии, хотя десять веков ортодоксии питались им, и это отнюдь не пошло им во вред. Но нам нет дела до ортодоксии; мы руководимся лишь обаянием великих источников разума и любви, общих всему человечеству, и нам доставила радость возможность увидеть и показать в творении Ареопагита (применяя меткое сравнение Рамакришны) одну из лестниц, ведущих к резервуару со многими гаутами. {Ср. нашу "Жизнь Рамакришны", стр. 93.

А с Заатлантического Запада голос Эмерсона вторит голосу Рамакришны: "Все существа происходят от одного духа, носящего разные имена: любовь, справедливость или мудрость, в своих различных проявлениях, как Океан получает другие имена, омывая иные берега" (Речь в Гарварде 1838 г.).} И один из этих гаутов есть источник, откуда индусы почерпают воду, называемую ими Брахманом. А из другого Гаута христиане почерпают воду, которую они называют Христом. Но вода – все одна и та же.

В заключение укажу на то, что, по-моему, нужно принять и перенять индусской религиозной мысли от европейской Мистики: Три важнейших элемента:

1. Архитектурное чувство христианских метафизиков. Я уже указывал, как оно проявляется в творениях Дионисия; это высокое искусство не исчезает на протяжении всех средних веков. Строители соборов, которые вносили и в умственные построения тот же дух разумного порядка и гармонического равновесия, являются великими строителями арок, что связывают Бесконечное с конечным. {В этом они отличаются от логиков-интеллектуалистов, которые, наоборот, изощряются в том, чтоб разделить области духа. И нередко отмечалась противоположность Иоанна Де-ла-Круа и Кальвина, почти современников: один жертвовал конечным ради Бесконечного, другой устанавливал между этими понятиями и различие и связь.}

2. Психологическая наука христианских исследований "Темной Ночи" и Бесконечного. Здесь проявился гений, по крайней мере равный гению, выразившемуся в светской литературе, в театре и в романе, а иногда и превосходящий его. Психология мистических учителей XVI в. в Испании и XVII в. во Франции опережает психологию классических поэтов, и наш сегодняшний день, воображающий, что открыл Подсознательное, едва дошел до ее уровня. Само собою разумеется, что истолкования их различны. Но самое главное – не объяснение, не имя, которым разум обозначает то, что он видит, а то, что он видит. Очи мистического Запада проникли до пределов недостижимого.

Никто не способен так глубоко понять мощные взлеты великой мистической птицы, как Бремон, который в иные моменты не может скрыть свое восхищение.

3. Мощные силы в стремлении к Божественному Единству, которые может развить западный мистик, применяя страстный натиск европейца, привычного к сражению и действию. Таков яростный Рюисбрук, у которого Бхакти (Любовь) принимает подчас лик Семи Смертных Грехов: Беспощадного Желания, бешенства смертельной Борьбы, "потока наслаждений" и объятий плотского обладания, гигантского пантагрюэлистического голода. {См. в монументальном французском переводе Эрнеста Элло (новое издание, Перрен, 1912) извлечения из De ornatu spiritualium nuptiarum("О ненасытном голоде", стр. 38-39), "Борьба между Богом и душой", описание которой отличается невероятной грубостью и непристойностью, стр. 40-41, так же как и "Свидание на горе", стр. 54-55, и "Объятие" (стр. 71 и след.) – и из De Septem Custodus Libellus описание "любовной бури" (стр. 106-111). Внимательный французский читатель без труда узнает в этом пламенном потоке отраженные лики многих знаменитых католических поэтов, как, например, Клоделя, которые из него черпали.

Экхарт, тринадцатое утверждение которого, осужденное папской буллой, гласит, что "человек с Богом вместе создал небо и землю", перечисляя в проповеди три наивысших добродетели, называет в качестве второй из них "irascibilis", определяемое им как "бурное стремление ввысь". Он прибавляет, что было бы грехом не отвечать ему: "Die Seele kann nicht ertragen, dass irgend etwas ьber ihr sei. Ich glaube, sie kann nicht einmal das ertragen, dass Cott ьber ihr sei". - "Благодаря этой силе, – говорит он, – Бог оказывается охвачен (ergriffen)душою" (стр. 236-237) Insel-Verlag, Лейпциг. Meister Eckhart. Deutsche Predigte und Ttraktaien, 1927.} Таков Экхарт, "irascibilis", Душа которого, тождественная с Богом, "не может переносить ничего выше ее, даже Бога", и "захватывает" ее.