Это желание охранить в недрах абсолютного Существа целостность и устойчивость отдельных личностей у Дионисия так мощно, что он оправдывает не только природное неравенство, {Он осуждает лишь неравенство, происходящее от нарушения пропорций. Ибо если разуметь под неравенством различия, характеризующие и отличающие существа, мы бы сказали, что божественная справедливость их поддерживает, следя за тем, чтобы беспорядок и смешение не утвердились в мире" (Имена Божьи, стр. 248 французского перевода).
Дионисий идет дальше Гете: Дионисий не только предпочитает несправедливость беспорядку", но для него беспорядок – высшая несправедливость.
Мир здесь понимается в смысле спинозистского стремления сохраниться в бытии. И не более, чем мир Спинозы, он является "Belli privatia sed virtus est qua ex animi forlitudine oritur". } но и (в этом всеобщем Мире) воинственный инстинкт, побуждающий каждое существо защищать неприкосновенность своей сущности, {Дионисию заметили, что вещи и люди, повидимому, неохотно подчиняются миру, "что они предпочитают различие, разнообразие и непрерывно стремятся избежать покоя". Он отвечает, что если разуметь под этим "нежелание никакого существа отказаться от своей природы, то он видит в самом атом стремлении желание покоя. Ибо все вещи стремятся пребывать в мире и союзе с самими собой и сохранить недвижимыми и неприкосновенными свою сущность и все, что из нее проистекает… Совершенный Мир, управляющий вселенной, предотвращает смешение и вражду (?), защищает существа от них самих или от других и поддерживает в них твердость и непобедимую силу, чтобы сохранить свой мир и свою устойчивость… Если же подвижные вещи, вместо того чтобы утвердиться в покое, стремятся продлить свое естественное движение, то само это усилие есть желание мира, которое Бог установил среди всего сотворенного и которое не дает существам пасть, сохраняя постоянной и неприкосновенной у всех существ, одаренных движением, способность воспринимать и жизнь, его передающую; оно помогает им пребывать в мире с самими собой, оставаться неизменными и выполнять присущие им действия" (Имена Божьи, XI, 3 и 4, стр. 262 французского перевода).} и даже жестокость природы, которую он не считает жестокостью, если она отвечает закону типов и элементов. { "Животные не знают зла. Отнимите у них свирепость и жадность и все качества, которые называются дурными, но на самом деле не таковы по своей природе, и они станут по существу другими. Лев - более не лев, если вы лишите его силы и свирепости… Держаться в границах своей собственной природы - не есть зло; ослаблять же и уничтожать инстинкты, способности и силы, которыми кто-либо одарен, значит уничтожать свою природу".
Этот взгляд, который кажется скорее принадлежащим ученому наблюдателю природы, чем моралисту, дополняется следующим глубоким замечанием, предвосхищающим эволюционизм:
"И так как то, что производится рождением, достигает совершенства лишь со временем, то из этого следует, что несовершенство не всегда есть аномалия и гибель" (Имена Божьи, IV, стр. 213-214 французского перевода).}
Другой основной чертой христианской мистики является то исключительно высокое место, которое она отводит Добру и Красоте. В этом следует аидеть двойную, дважды благородную преемственность, от Христа и от Греции. Слово Красота появляется в первых же строках Дионисия. { "Тот, кто по существу своему прекрасен…"
"Ничто из существующего не лишено совершенно какой-либо красоты".
"Сама материя, получив свое существование из прекрасного по существу, сохраняет в распределении своих частей некоторые следы постижимой красоты" (О Небесной Иерархии, II, 3 и 4).} Красота – качество самого Бесконечного. Она – начало и конец всего существующего. { "Бесконечное называется красотой… Красота есть начало всех существ, ибо она их порождает, движет и сохраняет из любви к их относительной красоте. Красота - их цель, и они стремятся к ней как к конечному своему назначению, ибо все сотворено для нее. Она - их прототип, и они задуманы согласно этому великому образцу… Я даже дерзаю сказать, что красота (и добро) находятся и в самом небытии…" (Имена Божьи, IV, 7).
Вся эта часть главы – гимн Красоте.}
Добро – нечто еще большее. Оно – сам источник Бытия. Оно – Божественное Начало. Ареопагит помещает его на Гауризаккаре Божественных Гималаев, на вершине Атрибутов Бога. Оно подобно солнцу, но бесконечно более могущественно. {Ibid., глава IV вся целиком.} От него исходит все прочее, что существует: свет, разум, любовь, единение, порядок, гармония, жизнь, вечность. Даже Бытие, которое "есть первый из всех божьих даров", исходит от Добра. Оно – его первенец. {Ibid., V, 5 и 6. "Абсолютное и бесконечное Добро производит бытие, как первое свое благодеяние". }
Читать дальше