Лешек Колаковски - Семнадцать или и другие эссе

Можно сказать, что в философском творчестве Колаковского постоянно присутствовали - впрочем, не в качестве ориентиров, задающих направление и рамки мышления, а в качестве, скорее, объектов критического анализа - две темы, два интеллектуальных феномена: марксизм и христианство. Здесь уместно перечислить хотя бы несколько наиболее известных его книг: «Ключ от небес, или поучительные рассказы, заимствованные из священной истории для научения и предостережения» (1957); «Разговоры с дьяволом» (1963), «Основные направления и течения марксизма» (1976-78), «Может ли дьявол спастись и 27 других проповедей» (1982), «Религия: Если Бога нет» (1982), «Бог нам ничего не должен: Краткая заметка о религии Паскаля и духе янсенизма» (1995). Если постоянное возвращение Колаковского к марксизму было предопределено хронологически, то его обращение к христианской мысли обусловлено, пожалуй, в большей мере географически - в традиционно католической Польше церковь сохранила свою роль и в советский период. Интересно отметить, за какой именно проступок Лешека в свое время выгнали из школы: на вопрос учительницы, какого он вероисповедания (тогда, в довоенных школах Лодзи, среди учеников были не только католики, но и иудеи, и лютеране), он ответил, что у него нет исповедания. «Посмотрите-ка на него, - возмутилась учительница, - у всех людей есть своя религия, даже у евреев, а тут нашелся этакий философ, говорит, что у него нет исповедания ».

Понятие «вероисповедания», как и понятие «справедливости» в смысле «политкорректности», «правильности», верности доминирующей политической линии - два постоянно встречающихся у Колаковского концепта. Одно из эссе философа (ответ на критику известного представителя «новых левых» в Великобритании Э.П. Томпсона), которое дало название его сборнику, вышедшему в 1999 году (по-английски - в 2005), носит название “Moje sluszne pogl^dy na wszystko”, по-английски - “My correct views on everything”; в советском самиздате этот текст в версии 1974 года распространялся под заглавием «Мои верные взгляды по всем вопросам». Если же вернуться к теме христианства - прозаик и публицист Збигнев Мен- цель [14] 'Czas ciekawy. Czas niespokojny. Z Leszkiem Kolakowskim rozmawia Zbigniew Menzel. Czesc I i II. Krakow: Znak, 2007, 2008. спросил у Колаковского, как он относится к религии теперь, спустя много лет: «Когда в 1978 году ты прочел в Женеве свою знаменитую лекцию “Отмщение sacrum в секуляризованной культуре”, ты сказал, что человек, чье сознание высвобождено из-под власти sacrum, достоин только презрения, поскольку его жизнь лишена смысла». На что философ, неоднократно участвовавший в дискуссиях в папской резиденции Кастельгандольфо, ответил: «Признавать sacrum - это совсем не то, что верить в Господа Бога».

Как отмечает писатель-диссидент Яцек Бо- хеньский в своей рецензии на книгу, подготовленную Менцелем [15] «Gazeta wyborcza», 14 апреля 2009 года. , в этих беседах марксизм играет только второстепенную роль. Кола- ковский здесь отзывается о Марксе так: «У меня уже нет ощущения, что мне было бы интересно, как бы он ответил на тот или иной вопрос, поднятый в его работах, и сами эти вопросы я сегодня нахожу малоинтересными». Тем не менее, Маркс продолжает оставаться фактом его биографии - взаимоотношения философа с западными марксистами в свое время были весьма напряженными. Его осуждали как антикоммуниста, реакционера и фашиста, и Кола- ковский в беседе вспоминает, как услышал от студентов в Америке, что «нет никакой, даже наималейшей разницы между условиями жизни в калифорнийском университетском кампусе и в гитлеровском или сталинском концлагере». Когда он вернулся в Европу, ему предложили занять - после Теодора Адорно - кафедру философии во Франкфурте. «Но Боже упаси.

Франкфурт тогда представлял собой змеиное гнездо. В немецких университетах тоже происходил марксистский бунт». «Сартр, что касается идеологической слепоты, являл собой далеко не крайний случай». «В Америке Маркузе писал страшные вещи». «Но что думать о ком-нибудь вроде Ноама Хомского, который дошел до прославления Пол Пота? Как это возможно для человека, который все-таки не идиот? Я не знаю».

Критицизм Колаковского абсолютен; в его скептическом отношении к теоретикам-фило- софам, к устоявшимся школам можно различить пренебрежение общественного активиста, практика - к тем, кто, по его мнению, так и не вышел за рамки университетской философии; хотя нижеследующий текст можно, разумеется, прочесть и просто как осуждение любой человеческой бездеятельности, и как насмешку над любой идеологией: