Симон Кэлуа - Идеализм в истории философии [Словарь, Т. 2. (Г,Д,Е,Ж)]

«Любое воспитание, в своих формах и методах, всегда является продуктом потребностей данного конкретного общества», и это видно по тем способам воспитания, которые использовались в школах старого типа, где ученики должны были решать стандартизированные задачи, причем и методы решения, и ответы тоже были стандартизированы: детям давались (да и сейчас даются — в тех школах, в которых методы педагогики Дьюи не нашли применения) такие задачи, которые имеют, как правило, только одно очевидно верное решение, а все остальные решения столь же очевидно неверны.

Современная же школа должна учить человека решать необычные задачи, которые имеют целый ряд возможных решений, различающихся не по признаку «правильно — неправильно», а по степени эффективности и перспективности — каждое решение должно открывать человеку новые пути развития и новые возможности личностного роста, то есть вести к новым проблематическим ситуациям, которые человек должен разрешать, вырабатывая уже новые принципы и стратегии поведения. Если же решение ведет человека к тупиковой ситуации, из которой нет осмысленного выхода, то такое решение не неправильно, а неэффективно.

Интересно, что представление о неэффективных решениях проблематических ситуаций у Дьюи тесно связано с понятием религии. Мир ненадежен и полон угроз.

Он постоянно ставит перед нами все новые и новые задачи, на решение которых нам приходится тратить свои отнюдь не безграничные умственные и физические силы. Естественно, что это рождает у человека чувство неуверенности: он не знает, хватит ли у него сил дать достойный ответ на все вызовы, которые бросает ему мир, и ощущает потребность в какой-то высшей гарантии успешности своих действий, для обретения которой и конструирует образ бога.

Как видно, бог в философии Дьюи выступает таким же инструментальным понятием, как и все другие понятия, сформированные культурой. Бог — это средство обретения психологического комфорта в ситуациях, вызывающих тревогу, и в этом отношении ничем принципиально не отличается от любых других средств.

Одному человеку для устранения тревоги и страха удобнее всего подумать о боге, другому — принять какое-либо психотропное средство, которые в изобилии предоставляет страждущему человечеству современная фармакология, поэтому для Дьюи бог и, скажем, феназепам или прозак функционально равноценны и, следовательно, взаимозаменяемы.

Однако религия хороша только в абсолютно безвыходных ситуациях. Если человек вынужден прибегнуть к помощи бога и найти в нем не просто умственный аналог феназепама, а средство для оправдания себя и своих действий, то это показывает, что человек оказался в экзистенциальном тупике, из которого уже не может выбраться по-настоящему и поэтому придумывает себе воображаемый выход.

Различие между человеком, обращающимся к богу лишь изредка, в особенно тяжелых ситуациях, и человеком глубоко и искренне верующим у Дьюи примерно такое же, как различие между тем, кто прибегает, например, к помощи алкоголя только в случае особой необходимости, и тем, кто без водки не может прожить и часа.

Если вспомнить, что разрешение проблематической ситуации — это такая рекомбинация ее элементов, которая позволяет создать из них связное целое, то введение в дискурс любого рода и уровня понятия бога — это произвольное привнесение в реальный опыт, в реальную проблематическую ситуацию такого элемента, которого в ней объективно нет.

Бог у Дьюи — это, образно говоря, воображаемое богатство: сколько ни принимай желтые листья за золотые монеты, ничего, кроме морального удовлетворения, они тебе не принесут, и ничего ты на них не купишь.

Образование же необходимо для того, чтобы избавить человека от потребности постоянно прибегать к помощи иллюзорных объектов и научить его эффективно разрешать все встающие на его пути проблематические ситуации.

Образование по Дьюи состоит прежде всего в тренировке мышления. «Следует проводить различие между знанием, которое объективно и безлично, и мышлением, которое субъективно и лично. В каком-то смысле «знание» — это то, что мы считаем само собой разумеющимся, точно установленным и переданным в наше полное распоряжение.

О том, что мы доподлинно знаем, нет нужды задумываться; это нечто определенное, в чем мы можем быть абсолютно уверенными. […] Мышление же, напротив, начинается с сомнения, с неуверенности. Оно характерно для исследовательской и поисковой деятельности, а не для фактов обладания и овладения».