Константин Пигров - Бытие и возраст. Монография в диалогах

И в настоящее время явная или скрытая эксплуатация подростков не исчезла. Мне известна семья, содержащая миниотель. Внешне он представляет собой огромную деревенскую избу с участком и евроремонтом, окруженную многочисленными пристройками, – всё это необходимо обслуживать, что и делает довольно большой семейный коллектив, своего рода «патриархальная семья». Меня с самого начала, до тех пор пока я не понял всех механизмов функционирования этого «предприятия обслуживания», поразил гуманизм возглавлявшей семейство зрелой четы. Они активно усыновляли деревенских детей, и на фоне окрестных неблагополучных деревень это выглядело очень благородно. Потом я понял, что эти усыновления имеют вполне утилитарный смысл – отелю нужна рабочая сила. Впрочем, для детей из проблемных семей, где, скажем, отец – беспробудный пьяница, где детей нещадно бьют, такая возможность усыновления оказывается благом. Хотя детям, подросткам и молодым людям приходится напряжённо работать от зари до зари. Таким образом, момент взаимного служения возрастов сохраняется и для самого проблемного, тинейджерского, возраста, как, естественно, и для всех остальных.

А. С.: Мне бы хотелось уделить внимание бросающейся в глаза странной беспечности современного общества в отношении возрастных стратификаций. Аристотель выделял десять возрастов, Гесиод в своем произведении «Труды и дни» – двенадцать 86, не говоря уже о делении в индийской брахманической традиции 87. Такого рода возрастные самодостаточные «ступеньки» или «окна» суть не что иное, как дополнительное использование ресурсов субъектности и, собственно говоря, возможности проживать разные жизни в пределах одного тела. И, напротив, мы видим, что в современном мире, где, казалось бы, так ценится внешнее разнообразие и где в то же время то и дело говорят о равенстве рас, культур, конфессий, политических предпочтений, почему-то речь не идёт о равенстве возрастов. Постоянно существует некая странная эстафета передачи власти между геронтократией (легко ассоциируемой с тоталитаризмом) и тем, что можно назвать устоявшейся в явочном порядке властью тинейджеров, которая жёстким образом подчиняет современное общество. Это законодательство прежде всего осуществляется на территории эстетики, где выбор тинейджера от «Гарри Поттера» до Rammstein, предпочтения аниме и определенных компьютерных игр, оказывается решающим для всего общества, – все так или иначе вынуждены с ним считаться. Эта исторически беспрецедентная ситуация имеет далекоидущие последствия, и некоторые из них даже не распознаны. Но странным образом успехи пластической хирургии, успехи в синтезе тела, в продлении сроков существования пригодной органической упаковки – всё это являет некую форму ответа на диктатуру тинейджеров, на требование вечной молодости или по крайней мере на пребывание в статусе комильфо. Такое пребывание при внимательном рассмотрении представляется в высшей степени репрессивным в большей степени для женщин и в меньшей – для мужчин. Это по сути ещё и своеобразный отсев. В наше время успешные люди – это люди, сохраняющие принадлежность к тинейджерскому возрасту и статусу. Именно они являются законодателями в отношении двух веще́й: рекламы и эстетики.

В чём, кстати, могла бы состоять освободительная революция против этой диктатуры? Например, в том, чтобы дополнительно выделить некое возрастное «окно», например выбрать возраст от сорока до сорока семи лет, и провозгласить его возрастными «каникулами»: человек, вступающий в этот возраст, освобождается от социальных обязательств, (желательно, чтобы он сменил имя), получает «каникулы», получает шанс на дополнительную жизнь, на дополнительную витальность. Всё это одновременно обогащало бы и сами ресурсы субъектности, которые сегодня, как мы видим, находятся под жестким давлением. Ведь сама реальность субъекта всё время примитивизируется, да и как может быть иначе, если фигура тинейджера играет решающую роль для современного бытия в признанности.

Речь идёт о том, что при всей внешней терпимости и многообразии мы имеем дело с явным засильем одного определенного возраста, фактически со скрытым возрастным шовинизмом. Причём этот возрастной шовинизм оказывается способным удивительным образом решать некоторые важнейшие вопросы. Та же программа синтеза тела, по существу, впервые внятно высказана была Николаем Фёдоровым в «Философии общего дела» 88, когда на рубеже XIX и XX вв. этот величайший представитель русского космизма предлагал заменить даровое на трудовое , в частности прекратить смертоносную работу природы и перейти к прижизненному синтезу тела. Он напрямую пишет и о «протезировании», и о том, что мы должны дать науке задание, отправить науку «в командировку», и она бы каждые пять лет отчитывалась, что нового из «командировки» привезли господа ученые, каким образом мы могли бы приостановить эту самую работу смерти и прийти к воскрешению отцов, то есть повернуть процесс вспять. Это высказывание является самым радикальным в истории человечества, но Н. Фёдоров полагал его обоснованным, ведь это действительно человеческое сверхчаяние. Какое желание может быть более предельным, чем прекратить смерть всех живущих и вернуть назад к жизни всех умерших? Просто ничего другого даже и пожелать-то нельзя! Но странным образом никакого действенного позыва эти призывы не возымели. У них был короткий период перекрещивания с большевистскими идеями, но в целом они канули в вечность. А более действенной оказалась идея моды, красоты, некой специфической юности. То есть был принят к исполнению похожий социальный запрос, но это не есть запрос Николая Фёдорова, а скорее запрос тинейджера подольше оставить себе юношеское товарное тело.