Анника Брокшмидт - Научный баттл, или Битва престолов - как гуманитарии и математики не поделили мир

И вот настал день великой битвы. Перед началом конференции двое ученых встретились в фойе. Они коротко представились друг другу, и посягнувший на авторитет Бардина стал разъяснять ему свою теорию. Бардин спокойно его выслушал, а затем сказал: «Я так не думаю», и стремительно удалился. Первая встреча вышла довольно бессмысленной, по крайней мере такой она показалась Айвару Джайеверу, нобелевскому лауреату. Организаторы мероприятия решили поставить доклады обоих оппонентов следом друг за другом. Обоим отводилось равное количество времени, чтобы представить ученой публике свои выводы.

В любом голливудском фильме до душещипательной кульминации оставались бы считаные мгновения — Джозефсон как раз держал речь, — но здесь происходило вот что: Джозефсон сказал все, что собирался сказать, и слово взял Бардин, Джозефсон перебил его, Бардин раскритиковал теорию Джозефсона, Джозефсон ответил на критику. Бардин окончил свой доклад и покинул сцену. Все прошло спокойно и чинно: оба участника дискуссии продемонстрировали удивительную сдержанность — и в манерах, и в речи. И физики разошлись по домам, на сенсацию не было и намека. Возможно, они не были довольны результатом. Но и после того обмена мнениями все развивалось мирно. Время сделало свое дело: через год после конференции предсказанный Джозефсоном эффект зафиксировали во время эксперимента, и через десять лет он тоже получил Нобелевскую премию по физике.

Хотя я и защищаю естественные науки, мне придется констатировать: более «добротные» ссоры и споры выходят между эстетами. Или не так? И впрямь удивительно, как мало вражды таят дисциплины, которыми я занимаюсь, во всяком случае к такому выводу подводят историки науки. Сложно вообразить себе всплывающее окно с заголовком «Услышав такое, всхлипнул бы даже Галилео Галилей», обещающее в один клик привести пользователя к перечню из семи самых ядовитых комментариев физиков. Найти что-то похожее и вправду очень сложно. Книги сообщают о подтвержденных открытиях, неверные же расчеты и ненадежные эксперименты оказываются на дне полноводной Леты. Но высокая культура спора — это все же сильная сторона естественных наук. Разумеется, многие с бо́льшим удовольствием наблюдали бы за тем, как соперники поливают друг друга помоями: чем больше грязи и пошлости, тем интереснее. Но ведь с прагматической точки зрения, лучший научный спор — тот, который к чему-то ведет и по итогам которого каждый из участников получает наилучший из возможных результатов — научную истину. Только так и могут проходить подлинные научные исследования. Пока гуманитарии догрызают ухо Майка Тайсона, физики ведут бой в джентльменской манере Генри Маске [25] Немецкий боксер, обладатель многих чемпионских титулов. : безупречная техника, чистые короткие удары. И коль скоро правоту определяют результаты эксперимента, тем, кто оказался не прав, остается лишь укрыться в душевой.

Человеку (не) свойственно заблуждаться

История науки сохранила память об изобретениях — физических и метафизических, — которые не сработали и не пригодились. А гуманитарии с большим удовольствием исследуют идеи ушедших времен. Представители естественных наук, быть может, не могут удержаться от восклицания: «Но у вас на уме ведь только слова и идеи. На что они вообще влияют?» Все, однако, не так просто. Идеи, как ни крути, могут быть очень опасны, особенно если они идут вразрез с другими устоявшимися идеями и представлениями.

В большей степени это относится к «неудобным» гениям и исследователям — они чрезвычайно пострадали от своих же мыслей. Галилео Галилею (1564–1642) не повезло особенно, поскольку его учение о гелиоцентрической Вселенной пришлось не ко времени и не ко двору. Галилео, итальянец по происхождению, был, что называется, универсальным человеком: как рыба в воде он чувствовал себя и в математике, и в философии. Любой тренер здесь обратит внимание на такое обстоятельство: включение Галилео в обе команды — сомнительное решение. Пришлось предварительно поспорить: у кого больше прав на этого игрока? И мы приняли решение посмотреть на проблему не слишком строго: математики выпросили его для другого боя (уж что-что, а уговаривать они умеют), и в предстоящем поединке этот уважаемый господин будет прикрывать наш фланг.

Но вернемся к несчастьям синьора Галилея. В Италии его времени невообразимым и возмутительным казалось предположение, что Земля с людьми на ней, этими существами, венчающими творение, может вращаться вокруг чего-то еще, как утверждал ученый. Церковь преследовала его так рьяно и была так беспощадна, что в конечном итоге Галилей все же поддался давлению инквизиции и отрекся от своего учения. Его обвинили в ереси и заключили под домашний арест. И только в 1992(!) году папа Иоанн Павел II официально признал, что Галилей был прав, защищая коперниканское учение.