Разрыв с революционным марксизмом, придававшим политической революции функцию ускорителя и гегемона революции социальной, стал полным. Это был разрыв, который, естественно, проявлялся в самой философской концепции и выражался в повороте от Гегеля к Канту. Этот поворот уже наблюдался в первом произведении Струве, и он должен был становиться все более явным. Закон «преемственности всякого движения», который марксистская диалектика по-гегелевски отвергает как тавтологический (и «реакционный»), вновь утверждается с помощью Канта, а старый принцип «natura non facit saltus» (Природа не делает скачков – лат.) превращается в «intellectus non patitur saltus» (Интеллект не выносит скачков – лат.). Благодаря этому новому утверждению недиалектической логики Струве отбрасывает концепцию революции в ту сферу, где со времени Канта находится свобода суждений выбора (в смысле беспричинных актов), сущность души и т.д. Практически эти концепции имеют необычное значение, но теоретически они лишены смысла. Таким образом, и в философском плане ревизионизм «легальных марксистов» был более глубоким и последовательным, нежели ревизионизм Бернштейна, и вел к еще более резкому разрыву с революционным, гегелевским и позитивистским (и вместе с тем в своих более радикальных выражениях – волюнтаристским) марксизмом.
В духе «этического социализма» неокантианского направления Бердяев намеревался подвести дополнительный моральный фундамент под теорию Маркса, но постановка Бердяевым данной проблемы отличалась оригинальностью, присущей именно «легальному марксизму», связанному полемикой со специфически русским явлением, каковым было народничество. Бердяев, так же как и Струве, убежден, что социализм возникает из недр капитализма и не противопоставляется ему как некий чудесный революционный феномен, порожденный творческим демиургическим актом:
«Капитализм хорош не только тем, что он развивает производительные силы общества, эту основу всякого прогресса, но также и тем, что в его недрах зарождается высший тип общественной психологии. Путь, которым демократизируется человеческое общество, лежит по направлению развития капитализма и крупной промышленности, он вовсе не заключается в борьбе против этого развития. Развитие капитализма не есть какой-то фатальный „естественный ход вещей“, и демократические „поправки“ к этому развитию нельзя рассматривать как нарушение этого „естественного хода“. Эти „поправки“ составляют неотъемлемую часть естественного социального развития, закономерный результат борьбы светлых сторон капиталистического общества со сторонами темными. Капитализм в чистом виде, без „поправок“, не только в России не достигнет кульминационного пункта своего развития, но он, собственно, ни в одной стране не достигал этого момента, что не более как абстракция, в исторической действительности немыслимая… Элементы нового типа общественности, который мы можем ожидать в будущем, проникают в современное общество и демократизируют его; для достижения нашей высшей цели в обществе добро должно увеличиваться, зло уменьшаться. Эти „поправки“, создаваемые самим капиталистическим развитием, до тех пор будут штопать дыры существующего общества, пока вся общественная ткань не сделается сплошь новой… Мы глубже народников понимаем темные стороны развития капитализма и крупной промышленности, но мы все-таки приветствуем этот процесс, потому что он не только приведет к высшим формам жизни, но и непосредственно увеличивает добро по сравнению с формами отсталыми» [21].
Этому этическому оправданию капитализма и его относительного и преходящего, но неминуемого «зла» соответствует аналогичное оправдание того высшего идеала будущего общества, которое, согласно Бердяеву, уже медленно развивается в недрах противоречивого капиталистического общества. Марксизм дает социальному идеалу (социализму) двойственное обоснование. Прежде всего, он объявляет его «объективно необходимым», поскольку тенденция общественного развития такова, что социальный строй, который мы считаем идеальным, реализуется как «неизбежный результат имманентной законосообразности исторического процесса» [22]. Три тома «Капитала», добавляет Бердяев в одной из сносок, в сущности, посвящены этому обоснованию. Но, кроме этого логико-объективного утверждения идеала, марксизм дает еще одно – психологически субъективное: «идеал общежития, совпадающий с научным предвидением, оказывается субъективно желательным для определенного общественного класса, и этот класс борется за его осуществление» [23]. Между этими двумя обоснованиями существует определенная зависимость, поскольку второе – практически самое важное – теоретически подчинено первому. Однако оба эти обоснования кажутся Бердяеву недостаточными, и он считает необходимым дать еще и третье, которое он определяет как «объективно-этическое»:
Читать дальше