Array Сборник статей - Творчество и развитие общества в XXI веке - взгляд науки, философии и богословия

И каждому человеку даны силы и способности, для того чтобы идти именно этим путем. Каждому человеку даны таланты. Талант – это значит “деньга”. Во времена Иисуса Христа талантами назывались деньги. Но мы с вами теперь называем талантом нечто другое. Так, каждому из нас даны таланты, даны средства, силы идти по тому пути, по которому назначила нам идти Премудрость Божия и по которому мы можем идти, и человек захочет – пойдет, не захочет – не пойдет. И если он захочет пойти и пойдет по этому пути, то данный ему талант раскроется, увеличится помощью Божией на этом пути, и значительно увеличится. Он исполнит задачу, поставленную перед ним в этой жизни Самим Богом, придёт и скажет: вот» [351].

«И этот путь есть всегда путь творческий. И это творчество, творческая активность наша, если она согласована с волей Божией, всегда творит ценности. Какие ценности? Мы их называем культурными ценностями, культурой. Каждый из нас обязан – и это наш долг перед Богом, наша ответственность за это – творить культурные ценности. Культура в самом широком смысле этого слова – это всё, что мы делаем, если только делаем так, как надо делать, согласно Божию замыслу. Это всё непременно будут культурные ценности, будь то даже котлета, которую вы готовите на газовой плите, потому что её можно приготовить так, как если бы это была задача, данная вам Богом, – служение людям с любовью. И тогда это тоже культурная ценность, потому что вы всё сделали так, как надо, с тем чувством и с тем внутренним настроением, как это угодно Богу, хотя вы и были поставлены, казалось бы, на малое дело» [352].

«Нужно сказать о высоких искусствах. Поэзия и музыка обладают выразительной силой иррационального элемента слова и звука. Того элемента слова и звука, который преодолевает их ограниченный рациональный логический смысл, поднимаясь над ним. Поэзия и музыка выражают конкретную реальность, не разлагая её на систему логических понятий и определений, но беря её как таковую, стремясь проникнуть в её первичную глубинную основу и полноту. Это возможно, потому что слово и звук не исчерпываются функцией быть обозначением одних только “понятий”. Поэтому, вероятно, поэзия и музыка, и вообще искусство, и вошли в жизнь христианской Церкви так глубоко. В принципе так же оказывается возможным осмыслить и выразить и религиозный духовный опыт. Он тоже может быть выражен в словах и звуках, и в красках, и в линиях рисунка, и в удивительных их сочетаниях. Когда человек овладевает чудесной “аурой” слова, когда он знает тайну речи, вкоренённую в глубине опыта – эстетического, духовного и религиозного, – что бывает достоянием великих поэтов и великих писателей, он описывает этот опыт в огненных словах, сжигающих все сомнения в безусловной его достоверности» [353].

«Чем прекрасны поэзия и музыка? Как раз тем, что преодолевают ограниченный рациональный смысл слова и звука, высоко вознося нас над этим смыслом. Поэзия и музыка, так же как высокое искусство живописи, выражают то, что невыразимо, в отвлечённо-логической форме мышления, то, что всегда и глубже, и больше, и шире мысли, то, что открывается поэту, музыканту и художнику не в рациональном, а в сверхрациональном, духовном, опыте, где действительность сама открывает себя и присутствует не частично, но в полноте, в которой природное, или естественное, встречается – да, встречается! – со сверхприродным или сверхъестественным. Творчество настоящего поэта, овладевшего тайной звуковой плоти слова, восхищающей или поднимающей людей над его простым естественно-рациональным смыслом, как и творчество настоящих музыканта и художника, познавших ту же тайну и овладевших выразительной силой иррационального элемента звука, цвета, линии и их удивительных восхищающих сочетаний; творчество их всегда есть своего рода тайнодействие, по-своему осмысливающее и по-своему описывающее сверхрациональный, духовный, опыт.

И подумайте только: как бы мы были бесконечно бедны, как бы мы мало знали действительность, если бы такого опыта у нас не было! Без него было бы невозможно сколько-нибудь полное знание о самом себе. Только в нём открывает себя таящаяся в нас сокровенная глубина нашего “я”. В нём же человек по-настоящему узнаёт другого человека, открывающего себя в той особой духовной активности, которая обнаруживается, может быть, всего в какой-нибудь улыбке или брошенном на вас взгляде. В принципиально таком же вышерациональном опыте открывает себя людям красота, т. е. открывает себя в нём одно, открывается другое…» [354]