Наталья Ройтберг - В поисках Другого

Итак, «диалогический принцип» Бахтина носит эстетико-культурологический характер. Выдвигая оппозиции «мир культуры»/«мир жизни», официальная культура/смеховая культура, автор «Эстетики словесного творчества» рассматривает диалог в эстетическом бытии, в культуре (средневековый карнавал как особый тип бытия-общения) и в самой жизни (проблема разграничения и взаимодействия я-для-себя, другого-для-меня и я-для-другого) сквозь призму «причастной вненаходимости» (как предпосылки и условия всякого понимания) и принципиальной незавершимости всякого диалога.

Для философствования Бахтина характерна скрытая религиозность: «Мое вненаходимое видение — гарант существования другого человека, но гарант моего существования — избыточное видение Б-га по отношению ко мне. Догмат о бессмертии души осмысливается ученым таким образом, что именно другой, милуя данность моих души и тела, делает их бессмертными, и, наоборот, я беру на себя грех завершения другого и ответственность за его бессмертие. Однако механизм „я-для-другого“ и „Б-г-для-меня“ различен: первый оправдывает мою данность, второй — заданность» [106, с. 317].

В начале 1960-х годов в философских и религиозных кругах вызвала ажиотаж дискуссия Мартина Бубера и Эммануэля Левинаса. Она началась после публикации левинасовской статьи «М. Бубер и теория познания» (1963 г.), содержащей критические замечания в адрес Бубера. Тем не менее, Левинас считается одним из наиболее ярких последователей Бубера. Собственная философская концепция Левинаса возникает, с одной стороны, как оппозиция некоторым положениям философии М. Хайдеггера и других экзистенциалистов, с другой стороны, под влиянием характерного стиля философствования Э. Гуссерля и диалогики Ф. Розенцвейга [46, с. 540].

Трактовка сознания как интенционального и диалогического станет для Левинаса отправной точкой в становлении его концепции диалога. В пределах интенциональной модели сознания мир предстает как тотальность (позднее Левинас представит последнюю как одну из двух составляющих фундаментальной оппозиции своей философии — Тотальность/Бесконечное).

Условия тотальности не позволяют понять смысл объекта, на который направлено сознание. Чтобы раскрыть «смысл трансцендентности объектов», надо «понять интенции мышления и декодировать способ конструирования ими трансцендентного объекта» [там же, с. 1087].

Расхождение Левинаса с Гуссерлем и Хайдеггером проявляются во взгляде на трансценденцию. Левинас дает три ее формулировки: отрицание возможности выхода («транса») за пределы видимого мира; признание возможности как выхода за пределы бытия («первый транс»), так и восхождение к Абсолютному («второй транс»); промежуточная трансцендентальная точка зрения, признающая первый транс и отрицающая второй («феноменологическая редукция» Гуссерля).

Левинас принимает вторую точку зрения, акцентируя внимание на «радикальной дистанцированности», «другости» как сущности бытия [там же, с. 1087]. Поэтому он оппонирует Гуссерлю, отвергая понятие Другого как другого, который разрушает абсолютную знаковость, и Хайдеггеру, отрицая онтологическую свободу Dasein как источник насилия: «Неспособные уважать иного в его собственном бытии и в его собственном смысле, феноменология и онтология являются философиями насилия. Через них вся философская традиция предстает тесно связанной с угнетением и тоталитаризмом» [там же, с. 380].

В качестве альтернативы Левинас провозглашает необходимость «реставрации» метафизики. Его философия диалога фундирована идеями этического плана и рассмотрением метафизического уровня человеческого бытия.

Фундаментальной работой Левинаса, в которой он обосновывает «метафизику диалога», является докторская диссертация «Тотальность и Бесконечное. Эссе на тему экстериорности».

Главный пафос этой работы — критика философского фундаментализма, логоцентрического, объективистского типа мышления и классического рационализма — атрибутов Тотальности — в связи с осмыслением субъект-объектных отношений и познания. Левинас актуализирует обращение к «другому» как показателю деконструкции классической системы логики и метафизики: «Можно перейти от опыта тотальности к ситуации, в которой тотальность рушится. Такого рода ситуация — молниеносная вспышка экстериорности, или трансценденции, в лице другого. Это понятие трансценденции, если его предельно развернуть, выражается словом „бесконечность“» [45, с. 69].