Артемий Магун - «Опыт и понятие революции». Сборник статей

Платонов А. Котлован. С. 7.

Лукач Д. Эммануил Левин // Литературное обозрение. 1937. № 19–20 (http:// mesotes.narod.ru/lukacs/Platonov.htm).

Там же.

Там же.

Там же.

Платонов А. Бессмертие // Платонов А. Собрание рассказов. Т. 8 (http://imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=264). С. 9.

Там же. С. 15.

Беньямин В. О понятии истории // НЛО. 2000. № 46. С. 81–90.

Платонов А. Бессмертие. С. 17.

Flatley J. Affective Mapping. Cambridge: Harvard University Press, 2008.

Ibid. P. 173.

Language and Revolution. Making Modern Political Identities / Ed. by I. Halfin. Portland: Frank Cass, 2002; Hellbeck J. Revolution on my mind. Writing a diary under Stalin. Harvard University Press, 2006.

Hellbeck J. Stalin-Era autobiographical texts // Language and Revolution. Making Modern Political Identities. P. 136.

Ibid. P. 146.

Платонов А. Технический роман. С. 6.

Платонов А. Котлован. С. 3. О сознательности героев Платонова ср. Н. Корниенко: ““Вспоминал”, “думал”, “ощущал”, “отдавался отчету о самом себе”, “рассуждал”, “озадачился”, “усомнился”, “вообразил воспоминание”… В каждом платоновском тексте, порой в одной фразе, мы обнаруживаем вереницы глаголов со значением ощущения и мысли” ( Корниенко H. Высшая форма экономии // Перечитывая классику. М.: МГУ, 2000. С. 42). Ср. также у Пьера Паше (Pierre Pachet): “Революция [у Платонова] — это момент, когда необходимость мыслить <���…> навязывает себя людям, коллективно или индивидуально, заставляя их взять судьбу в свои руки, знать, что значит говорить и думать, что говоришь” (цит. по: Bailly J.-C. L’evenement suspendu // Bailly J.-C. Panoramiques. P.: Christian Bourgois, 2000. P. 164).

Платонов А. Котлован. С. 12.

Архив А.П. Платонова. С. 254.

Платонов А. Котлован. С. 7.

Которая может в свою очередь быть следом чтения Фрейда: ср. его известную формулу “Где было оно, должно стать “я””.

Платонов А. Чевенгур. С. 58.

Подорога В. Евнух души. (Позиция чтения и мир Платонова) // Вопросы философии 1989. № 3. С. 21–26.

Платонов А. Чевенгур. С. 120, 213.

Бродский И. Послесловие к “Котловану”.

По Ж. Рансьеру, революционное событие (и политика вообще) — это становление субъектом действия того, кто раньше таковым не был, обретение голоса не признанными ранее людьми. Причем центром субъективации является имя собственное: невозможен объективный отчет о событии, потому что само его имя является самозванством: о чем бы мы писали, если бы не было самого понятия “Французская революция”? — а между тем, оно было оспариваемым самоназванием соответствующих процессов. Впрочем, у Рансьера остается неразрешенным порочный круг, который здесь возникает. А вот Ален Бадью пытается продумать само это круговое движение. У него революционное событие есть выход на свет непризнанных, безымянных элементов, который может произойти, лишь если в дополнение к этим элементам мы выдвигаем новое имя собственное — имя события. Это самозваное событие может поддерживаться в существовании только субъектом, который, в свою очередь, конституируется событием. Мы видим, что Рансьер и Бадью описывают как будто бы логику платоновского “Чевенгура”, но делают это без учета негативной силы революции, которая не только делает из “прочих” революционеров, но и обратно превращает революционеров в “прочих”.

Платонов А. О первой социалистической трагедии. С. 320.

Платонов А. Сочинения. T. 1. Кн. 2. С. 297.

Там же. C. 308.

Там же. C. 302.

По аналогии с эссе И. Канта “Опыт введения в философию отрицательных величин” ( Кант И. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 2. С. 41–84).

Платонов А. Чевенгур. С. 163.

Лакан Ж. Семинар 5. Образования бессознательного. М.: Логос, 2002. С. 212–213.

См.: Лакан Ж. Ниспровержение субъекта и диалектика желания // Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном. М.: Логос, 1997. С. 176.

Андрей Платонов. Воспоминания современников. Материалы к биографии. С. 77.

Там же. С. 131. Ср. наблюдение М. Геллера в книге “Андрей Платонов в поисках счастья” (М.: МИК, 1999. С. 322). Правда, оно не о кастрации, а о частом упоминании Платоновым “члена”. По мнению Геллера, этот “символ” — не более чем способ антитоталитарной пропаганды: он “выражает невозможность превращения объекта в субъект: человек остается в обществе-организме членом, который можно использовать, без которого можно обойтись”.