Артемий Магун - «Опыт и понятие революции». Сборник статей

Символическая функция и прежде всего символ отрицания (слова «нет», «не») вводят необратимость и конечность посредством своей принципиальной неполноты и нечистоты. Речь идет о «явлении бытия в форме небытия» [35].

При этом важно понимать (говоря уже от собственного лица, а не повторяя Ипполита), что необратимость здесь относительная и о чисто линейном характере символического времени говорить нельзя. Психоанализ как раз показал ретроактивность (NachtrЯglichkeit) субъективного опыта. Направленный характер суждения не означает наличия в прошлом некоего первичного, чистого утверждения. Оно проецируется в прошлое задним числом. В логике время предстает одновременно и как обратимость, и как необратимость. Отрицание нужно мыслить как попытку обращения и возврата, а его неизбежную неудачу и незавершенность — как залог необратимости. Время есть тогда принцип неполной обратимости . Именно поэтому слово «революция», в его двусмысленности (слово, означающее полный оборот и возврат, стало означать необратимое событие), касается фундаментальной структуры человеческой истории. Введение термина «революция» в современный политический дискурс в России есть введение отрицательного символа, символизация невозможной возможности события.

Следствие 1: Чистое отрицание (самоидентичное отрицание, не смешанное с утверждением) немыслимо и невозможно.

Следствие 2: Невозможно абсолютное, полностью удавшееся отрицание. Так как такое отрицание уничтожит свой предмет и вместе с ним само себя. Если в мире произойдет полное отрицание чего-либо, то мы просто никогда о нем не узнаем и должны будем забыть о бывшем предмете отрицания.

Принципиальная неполнота отрицания — одно из ключевых положений психоанализа. Фрейд различает четыре вида отрицания: вытеснение (VerdrКngung), запирательство, или денегация (Verneinung), непризнание (Verleugnung) и отвержение (Verwerfung). Все это — символические отрицания, бессильные полностью стереть свой объект. Самое радикальное из них — Verwerfung, отвержение, — добивается полного стирания сцены из символического, но только чтобы, по выражению Лакана, «вернуться в качестве реального». Фрейд замечает, что любое психическое отрицание является метафорой физического изгнания и разрушения. Тем не менее ясно, что в физическом смысле полное отрицание тоже невозможно и что вне символического мир бессмертен и неразрушим. Смертно только то, что имеет имя. Но в то же время своим именем человек (и любой названный предмет) переживает собственную смерть и ведет посмертное полусуществование в памяти. Подобное посмертное существование далее уже нечувствительно к отрицанию. Поэтому вещи и события «под знаком отрицания» формируют бессознательное: знание, не знающее, что оно знает, знание вопреки суждению.

Следствие 3: Отрицание паразитирует на утверждении и поэтому латентно (внимание сосредоточено на отрицаемом утверждении, а не на акте отрицания).

Следствие 4: Асимметрия утверждения и отрицания вводит в логику возможность мыслить однонаправленное (асимметричное) время, в противоположность изоморфному пространству.

2. В то же время язык и его логика могут быть представлены как структура обратимых операций. Именно таков образ языка — в отличие от речи — в простейшей версии структурализма (система бинарных оппозиций). Нетрудно видеть, что в таком языке отрицание будет тоже позитивно, а его отрицательность относительна (как действие и противодействие в ньютоновской физике). Два отрицания будут равны утверждению, то есть их суммарный эффект будет сводиться к нулю. Обратимая структура вносит в мир отношения баланса и обмена, например право с его принципом равной компенсации (lex talionis).

Эта структура не скрывает собственной фиктивности. Она чисто пространственна и поэтому неадекватна по отношению к временному, конечному миру — и в первую очередь к самому языку, в аспекте, который Соссюр называл речью . Смерть врага не воскрешает друга. Отрицать высказанное кем-то утверждение значит еще раз повторять его уже с обратным знаком. Отрицая утверждение, я не отрицаю (а наоборот, повторяю) сам акт его высказывания . При этом надо отметить, что язык не существует вне своего применения — а значит, структуры обратимости (то есть, по Соссюру, собственно «язык») применяются , идут в ход в самой речи и вообще во всех человеческих практиках, поскольку они символически структурированы.

3. Итак, внутри самого языка, внутри символической сферы, есть внутреннее несоответствие между точкой зрения обратимости и необратимости отрицания. Мы видели, как Витгенштейн переходит от первой из них ко второй, в акте иронической цензуры.