Артемий Магун - «Опыт и понятие революции». Сборник статей

Итак, событие определяется в современной философии как:

— чистое, то есть несводимое к набору фиксируемых эмпирических элементов,

— необратимое,

— происходящее , но не сущее ,

— замкнутое на себя и имеющее себя своим предметом.

Очевидно, что при всей своей парадоксальности это все равно метафизическое, сублимированное понятие. Чтобы применить его к опыту, нужно проделать дополнительную критическую работу, а значит, соотнести видимую внеположность события с формой нашего познания и логикой нашего опыта.

2) Если событие — это чистый сдвиг, если оно дает нечто, не имеющее никакого источника, обособляя себя от всех вещей мира, то это означает, что событие в логическом смысле есть отрицание . Конечно, философы события скажут нам: чтобы мыслить отрицание, надо, чтобы отрицание уже каким-то образом было или по крайней мере произошло (то есть событие предшествует отрицанию). Но это некритический ответ — откуда известно, что произошедшее — это именно отрицание? Возможно, это нечто другое… Переводя разговор в логический план, мы делаем критический шаг перехода от трансцендентного к трансцендентальному , к условиям мыслимости мира. Отрицание — это человеческий, антропоморфный способ воспроизводить и понимать событие. Других у нас нет. Отрицание вводит сложную, противоречивую логическую структуру, которой, в свою очередь, подчиняется деятельность человека, сталкивающегося с событием. Таким образом, вокруг бреши, пробиваемой в человеческом и человечном мире событием, кристаллизуется во времени и пространстве история деятельности людей вокруг и по поводу события.

Рассмотрим логические свойства отрицания.

1. Отрицание и утверждение асимметричны. Отрицание обязательно относится к уже имеющемуся утверждению, в то время как обратное неверно. Двойное отрицание не восстанавливает исходного утверждения, так как относится к самому акту первого отрицания. Здесь я отсылаю к «Логико-философскому трактату» Л. Витгенштейна [30], к «Идеям» Э. Гуссерля [31]и к «Комментарию к статье Фрейда “Verneinung”» Ж. Ипполита [32].

А.Витгенштейн точно не знает, что делать с проблемой отрицания. Он замечает, что любое высказывание, по определению, утвердительно. Отрицание добавляется к утверждению. В отличие от утверждения, отрицанию «в действительности ничего не соответствует» (4.0621). Следовательно, отрицание как таковое не описывает никакого положения дел, а значит, нарушает правило Витгенштейна, «о чем нельзя говорить, о том следует молчать». Отсюда выход: считать отрицание попросту альтернативным утверждением, а утверждение и отрицание — полностью взаимозаменимыми (5.5151, 6.231). Очевидно, что это избегание, а не решение проблемы — для «утвердительного» отрицания тезис 4.0621 попросту неверен, а значит, он относится к чему-то другому. Итак, Витгенштейн указывает на два несовпадающих порядка языка: язык как изоморфная структура обратимых операций, денотирующая мировые положения вещей, и язык отрицания (а также тавтологии), не имеющий мирового денотата.

Б. Гуссерль вводит понятие «первоутверждения», Urdoxa. Утвердительный характер Urdoxa предшествует и обычному утверждению, и отрицанию (находящемуся с ним в симметричных отношениях). Но в то же время, с точки зрения Гуссерля, Urdoxa «нейтральна» и находится по ту сторону утверждения и отрицания в обычном смысле слова. Гуссерль верно отмечает, что отрицательные суждения восходят к предшествующему утверждению. В то же время нетрудно видеть, что идея первичного, первоначального, чистого утверждения является мифической. Первоутверждение — это трансцендентальная фикция, тень, отбрасываемая в прошлое самим отрицанием.

В. Наиболее четкая формулировка асимметрии утверждения и отрицания принадлежит Жану Ипполиту, в его «Комментарии к статье Фрейда “Verneinung” (“Запирательство”, “Денегация”)» [33]. Ипполит прослеживает сложную логику Фрейда и показывает, что в его тексте речь идет об «асимметрии» утверждения и отрицания. С одной стороны, в мифическом досимволическом мире существует потенциальная обратимость инстинктов слияния и изгнания. Но символическая функция разрушает эту мифическую обратимость и вводит «символ отрицания», означающий одновременно и отрицание, и утверждение.

«Что стоит за утверждением? Эрос, или слияние. А что стоит за денегацией (запирательством) <���…>? Здесь появляется принципиально асимметричный символ. Первичное утверждение — это не что иное, как утверждение, но отрицание есть нечто большее, чем простая воля к разрушению» [34].