Вадим Руднев - Божественный Людвиг. Витгенштейн - Формы жизни

Как-то они заговорили о романе Диккенса «Дэвид Коперфильд». Витгенштейн утверждал, что Коперфильд был неправ, порвав со своим другом Стирфордом за то, что тот соблазнил Эмили. Рассел возразил, что он поступил бы точно так же. Это причинило Витгенштейну боль, он просто не мог поверить в это. По его мнению, надо быть верным по отношению к своему другу и, что бы он ни сделал, продолжать любить его.

8 марта 1912 года (Рассел — леди Оттолине): Витгенштейн мне нравится все больше и больше. У него прирожденная страсть к теоретизированию. Это редкая склонность и всегда приятно обнаружить ее в ком-либо. Он не хочет доказывать то или это, он хочет обнаружить, как выглядят вещи на самом деле.

16 марта: Витгенштейн чрезвычайно возбужден: его увлеченность философией превышает мою; его интеллектуальная лавина заставляет меня казаться себе маленьким снежком. Его интеллектуальная страсть — высшего уровня, это заставляет меня любить его. Его характер — такой же, как характер художника, — интуитивный и зависящий от настроения. Он говорит, что каждое утро начинает работу с надеждой и кончает каждый вечер с отчаянием [McGuinnes 1988: 15].

Витгенштейн позволял себе критиковать Рассела. Когда тот писал статью «Материя», Витгенштейн сказал, что глупо писать о том, чего нет. Книгу же Рассела (написанную популярно) «Проблемы философии» он назвал дешевым бульварным бестселлером (a shilling shocker). Рассел до поры до времени терпел все это, прощая Витгенштейну его выходки за его удивительный талант, страсть к философии и за то, что Витгенштейн был единственным человеком, который так глубоко проникал в мучившие его научные проблемы, что подчас не отделял их от своих, также мучивших его, нравственных проблем.

Однажды я сказал ему: «Ты думаешь о логике или о своих грехах?» — «О том и о другом», — ответил он и продолжал свои расхаживания. Мне не хотелось думать, что наступает время для сна, так как мне казалось вполне вероятным, что, покинув меня, он наложит на себя руки [Monk: 93].

Так или иначе, когда летом 1912 года в Кембридж навестить брата приехала Мининг, Рассел сказал свою знаменитую фразу. Мининг рассказывает об этом в своих воспоминаниях так:

Людвиг и я были приглашены на чай к Расселу в его прекрасные апартаменты в Кембридже. Я все еще вижу внутренним взором громоздкие книжные полки, которыми были покрыты все стены, окна в старинном стиле с превосходными пропорционально сделанными поперечниками. Вдруг Рассел сказал мне: «Мы ожидаем, что следующий значительный шаг в философии будет сделан вашим братом». Услышать такое было для меня столь экстраординарным, что на секунду я буквально окаменела. Людвиг был на пятнадцать лет моложе меня. Я все еще думала о нем просто как о молодом человеке, студенте. С тех пор я никогда не забываю этой минуты [McGuinnes: 130].

Спустя десятилетия, пережив ссору и дальнейшее охлаждение к Витгенштейну, Рассел в автобиографии писал:

То, что я узнал Витгенштейна, было одним из наиболее потрясающих интеллектуальных приключений в моей жизни. В поздние годы интеллектуальная симпатия, которая была между нами, ослабела, но в молодые годы не только он учился у меня, но и я у него. Возможно, он был наиболее совершенным примером гения, которого я когда-нибудь знал, таким, как его традиционно представляют — увлеченный, глубокий, сильный и возвышенный. Он обладал такого рода чистотой, равной которой я ни у кого не знал, за исключением Дж. Э. Мура [Russell 1978: v.2, 98–99].

Витгенштейн был зачислен студентом-исследователем в Тринити-колледж Кембриджского университета 1 февраля 1912 года.

Витгенштейн слушал лекции Рассела, потом дискутировал с ним у него дома. Ясно, что он находился в постоянном напряжении. Ему нужен был верный друг, с которым он мог бы отдохнуть, не боясь непонимания и шквальной критики. Такого друга он в Кембридже нашел. Это был студент математического отделения Тринити-колледжа Дэвид Пинсент. С ним Витгенштейн познакомился на одном из вечеров у Рассела.

Дэвид Юм Пинсент был по боковой линии потомком знаменитого английского философа XVIII века Дэвида Юма. Так же, как и Витгенштейн, в Кембридже он был «эмбрио», то есть лицо, которое было намечено кандидатом в элитарное закрытое общество «Апостолы», но, в отличие от Витгенштейна, Пинсент не был избран. В Кембридже он изучал математику, затем право и под влиянием Витгенштейна — философию и логику. Он был сыном образованных и музыкальных родителей, проживавших в Бирмингеме. Дэвид был простым, непринужденным, искренним и во всех отношениях привлЕкательным молодым человеком, обладавшим развитым музыкальным вкусом, что во многом способствовало сближению с Витгенштейном. У него был широкий круг друзей, и он был везде принят вследствие своего благородного и живого энтузиазма по отношению к интересам других; Пинсент был остроумен, но не насмешлив. Для биографа Витгенштейна Пинсент так важен не только из-за самого факта его дружбы с Витгенштейном, но еще и потому, что он вел откровенный и, что самое важное, не сосредоточенный на своей персоне дневник. Как пишет о нем Б. МакГиннес, «встающий за этими записями тип личности хорошо знаком всем, кому случалось читать письма и юношеские сочинения большинства из поколения погибших (Пинсент погиб на фронте Первой мировой войны — друзья воевали по разные стороны линии фронта; памяти Пинсента Витгенштейн посвятил «Логико-философский трактат». — В. Р .) выпускников английских закрытых школ и студентов университетов. Мы читали бы их другими глазами, если бы этим молодым людям суждено было стать взрослыми» [McGuinnes: 120].