Вадим Руднев - Божественный Людвиг. Витгенштейн - Формы жизни

Вообще все это последнее полугодие в Кембридже Витгенштейн чувствовал себя плохо и все время говорил о смерти. Из дневника Пинсента:

Он болезненно боится умереть, прежде чем разрешит теорию типов (логическая теория Рассела, основной пункт их разногласий с Витгенштейном) и прежде чем напишет всю свою работу так, чтобы она звучала внятно для мира и принесла некоторую пользу науке Логике. Он уже много написал, и Рассел обещал опубликовать работу, если он умрет. — Но он уверен, что то, что он уже написал, недостаточно хорошо, чтобы абсолютно точно представить его подлинные методы мышления и т. д., — которые, конечно, имеют большую ценность, чем конечные результаты. Он всегда говорит, что он определенно умрет в течение четырех лет — но сегодня речь шла уже о двух месяцах (17 сентября 1913 года). <���…> Ночью он опять говорил о своей смерти, что он на самом деле боится не смерти, но панически беспокоится о том, чтобы не прожить оставшуюся часть жизни впустую. Все это покоится на его абсолютной уверенности, что он скоро умрет, но я не вижу никаких очевидных причин, почему бы ему не прожить еще долгое время. Однако бесполезно даже пытаться рассеивать эту его обеспокоенность и убежденность. Ничего не поможет — он просто ненормальный (20 сентября 1913) [Monk: 98].

Зимой 1913 года умер Карл Витгенштейн. Видимо, это оказало большое влияние на Витгенштейна, хотя внешне он держался хорошо. 21 января, через день после смерти отца, он написал Расселу из Вены:

Дорогой Рассел,

мой дорогой отец умер вчера днем. Это была самая прекрасная смерть, которую я только могу себе представить. […] Я не чувствовал печали все эти последние часы, но, наоборот, был приподнят, и я думаю, его смерть была лучшим во всей его жизни [Monk: 99].

Предвкушая поездку в Испанию, Дэвид Пинсент спешил на встречу с Витгенштейном в конце августа 1913 года. Каково же было его удивление, когда Витгенштейн заявил, что его планы меняются и он предлагает Дэвиду ехать в Норвегию. Добродушный Пинсент писал домой:

Мы собираемся ехать в Норвегию, а вовсе не в Испанию; почему Витгенштейн так неожиданно переменил свои намерения, я не знаю! Но все равно я ожидаю, что и поездка в Норвегию окажется замечательной [Monk: 101].

Когда друзья ехали на корабле в Кристианию (нынешний Осло), Витгенштейн вдруг запаниковал, обнаружив, что оставил свой портфель с бумагами в Хуле. Пинсент убедил его не волноваться и послать телеграмму, чтобы портфель переслали в Кристианию. На следующее утро, рассказывал Пинсент, Витгенштейн был «надутый и злобный». В поезде к ним подсел незнакомый англичанин и предложил выйти вместе покурить. Витгенштейн не тронулся с места. Пинсент из вежливости пошел с англичанином и побеседовал с ним. Когда он вернулся, Витгенштейн со злобой сказал ему, что Пинсент может и дальше ехать с англичанином, если он ему так понравился. Пинсенту с трудом удалось его успокоить и привести в нормальное состояние духа.

Пинсент остроумно сравнил Витгенштейна с его постоянно меняющимися настроениями с Константином Левиным из «Анны Карениной»: он надувается, сердится, говорит или думает ужасные вещи, но потом страшно раскаивается. И еще Пинсент понял, что если в Кембридже они, поссорившись, могли разойтись по своим квартирам, то в длительной поездке они слишком тесно связаны друг с другом.

Они жили близ Бергена на маленьком фьорде. Витгенштейн каждый день занимался логикой и был чрезвычайно мрачен. Здесь-то он и начал говорить о своей скорой смерти и о том, что не успеет закончить свой труд. Пинсент писал в своем дневнике, что, когда Витгенштейн все время в таком состоянии, жить с ним — испытание.

Но неожиданно Витгенштейн избавил Дэвида от этого испытания. Он решил остаться в Норвегии надолго один, чтобы ни с кем не общаться и в этом одиночестве наконец закончить свою работу. Если он действительно считает себя великим человеком, он должен сделать что-то великое. В Кембридже это невозможно.

Так неожиданно оборвалось для Дэвида его последнее предвоенное путешествие. И похоже, это было вообще последнее путешествие в его жизни, так как летом следующего года началась Первая мировая война.

Вернемся в Кембридж 1912 года. С Расселом Витгенштейн работал, с Дэвидом Пинсентом отдыхал душой. Но он также общался с преподавателями. Среди них был знакомый ему еще по Манчестеру математик профессор Харди. Это был также логик из Королевского Колледжа профессор Джонсон, который ненадолго стал официальным научным руководителем Витгенштейна; но, поскольку Джонсон был представителем традиционной логики, они с Витгенштейном не нашли общего языка.