Василий Джелдашов: Карлос Кастанеда. Расколотое знание

– То есть как это?

– Слушая песни защитника, можно узнать, кто притворяется. Только те песни, которые поются с душой, – его песни и получены от него самого. Остальные – в лучшем случае копии. Люди зачастую легко обманываются. Они поют чужие песни, даже не зная, о чём поют» (К-1).

Если вы любите песни Высоцкого, то вам, наверно, смешно и грустно смотреть на то, как поют, вернее, пытаются петь его песни другие исполнители. И не их голоса виной тому, что они выглядят очень бледненько по сравнению с исполнением самого Высоцкого. А всё очень просто – он пел не просто с душой, а всей, самою душой, его же подражатели единственно способны на то, чтобы сымитировать его хрипотцу, а душа… Есть ли у них та душа, что была у Высоцкого?

И ещё о песнях, точнее о «попсе». В Словаре В. И. Даля «попсовать» – испортить, исказить, испакостить; у М. Фасмера «попсуй» – плохой мастер. Так что бытие определяет название.

Ах! Всё слова, слова, слова: «слово лечит, и слово калечит», «на словах и так и сяк, а на деле – никак», «птицу кормом, человека словом обманывают» – так говорят русские пословицы; а К. Аксаков сказал: «Слово есть воссоздание внутри себя мира». Что-то знакомое в этом есть. Не правда ли? А как новые видящие относятся к словам?

«В этом слабая сторона слов. Они заставляют нас чувствовать себя осведомлёнными, но, когда мы оборачиваемся, чтобы взглянуть на мир, они всегда предают нас, и мы опять смотрим на мир, как обычно, без всякого просветления. Поэтому маг предпочитает действовать, а не говорить. В результате он получает новое описание мира, в котором разговоры не столь важны, а новые поступки имеют новые отражения» (К-4).

Продолжим прогулку по словарю Даля. «Не говоря худого слова, да в рожу», «От слова до дела далеко» и т. д. Можно заметить, что отрицательно окрашенных пословиц о слове гораздо больше, чем видящих добрую часть в слове: «на слово ему не верь», «слово до добра не доведёт», «от слова не сбудется». Можете добавить своих замет на этот предмет. Но такое отношение к словам естественно – нас так научили.

«Нагваль Элиас объяснил дону Хуану, что для сталкеров чрезвычайно важны звучание и смысл слов. Поэтому сталкеры нуждаются в том, чтобы сформулировать цель, прежде чем пытаться достичь её. Они вначале никогда не раскрывают свою истинную цель. Им необходима пелена из слов, чтобы тщательно скрыть главный удар» (К-8).

Ну, точь-в-точь наши политики! Какую только лапшу они нам не навешают, чтобы скрыть главную цель – лишь бы самим хорошо устроиться в жизни. «Современной психолингвистикой установлено, что звукоряд заклинания несёт психотропный заряд. При упоминании цвета в устном тексте происходит как бы трансформация образа, созданного мыслью, в чувственный образ, переход сознания к психике». ( Прыгов. ) А воздействует ли цветовое заклинание на дальтоника или слепого от рождения, было бы интересно узнать. Хотя вроде бы некоторые эксперименты говорят, что так оно и есть.

«Ритм освобождает от логики. Звуковое воздействие может компенсировать повышение фона алкоголя и стабилизировать состояние». А ещё я узнал, что стая шимпанзе перед нападением начинает производить ритмичные звуки, очень похожие на человеческие военные марши. Так мы всё-таки произошли от обезьян? Или как?

«Дон Хуан попросил меня сесть на кровати и принять позу, которая способствует внутреннему безмолвию.

После секундной тишины я обнаружил, что иду. Дон Хуан во время ходьбы направлял меня за руку.

Мы уже не были в его доме; мы шли по городу индейцев яки, в котором я никогда до этого не был.

Я сразу же узнал город по описаниям людей, которые там побывали. Как будто для того, чтобы удивить меня ещё больше, дон Хуан прошептал мне на ухо, что мы находимся в этом самом городе индейцев яки. Я хотел спросить его, как мы сюда попали, но не смог произнести ни слова. Там было много индейцев, которые о чём-то спорили, по-видимому, многие выходили из себя от гнева. Я не понимал ни слова из того, что они говорили, но, как только у меня родилась мысль, что я не понимаю, что-то прояснилось. Было очень похоже на то, как если бы в сцене появилось больше света. Всё стало очень рельефным и чётким, и я понял, о чём говорят эти люди, хотя и не знал как; я не говорил на их языке. Слова были явно понятны мне, не по отдельности, а группами, как будто мой ум мог воспринимать целые структуры мыслей» (К-10).