Ханна Арендт - Истоки тоталитаризма

Более того, объяснение, данное Хрущевым тем преступлениям, которые он признал, — болезненная подозрительность Сталина — скрывает наиболее характерный аспект тоталитарного террора, заключающийся в том, что его развязывают, когда уничтожена всякая организованная оппозиция и тоталитарный правитель знает, что ему уже нечего опасаться. Это особенно верно относительно того, что происходило в России. Сталин начал свои гигантские чистки не в 1928 г., когда признал, что «у нас есть внутренние враги», и когда действительно имел основания чего-то бояться (он знал, что Бухарин сравнивал его с Чингисханом и что тот был убежден: политика Сталина «вела страну к голоду, разрухе и полицейскому режиму»), [6] Tucker R. С. Op. cit. P. XVII–XVIII. а в 1934 г., когда все бывшие оппозиционеры «признали свои ошибки» и сам Сталин на XVII съезде партии, названном им также «съездом победителей», заявил: «…на этом съезде — и доказывать нечего, да, пожалуй — и бить некого». [7] Сталин И. В. Соч. Т. 13. С. 347. Абдурахман Авторханов (в работе "Царствование Сталина", опубликованной под псевдонимом Уралов в Лондоне в 1953 г.) говорит о тайном совещании Центрального Комитета партии, состоявшемся в 1936 г. после первых показательных процессов, где Бухарин будто бы обвинил Сталина в превращении партии Ленина в полицейское государство и был поддержан двумя третями членов ЦК. Это сообщение, особенно в том, что касается мощной поддержки Бухарина в Центральном Комитете, не представляется достоверным. Но даже если оно достоверно, тот факт, что это совещание состоялось в разгар Большой Чистки, свидетельствует не о наличии организованной оппозиции, а об обратном. Суть дела, как справедливо отмечает Файнсод, "заключается в том, что массовое недовольство", особенно среди крестьян, было совершенно обычным явлением и что вплоть до 1928 г., "до начала первого пятилетнего плана, забастовки… не были необычным явлением", однако подобные "оппозиционные настроения никогда не фокусировались в какую-либо форму организационного вызова режиму", а к 1929 или 1930 г. "исчезла всякая организационная альтернатива" (см.: Fainsod М. Ор. cit. Р. 449 ff.). Нет никакого сомнения ни в сенсационном характере, ни в решающем политическом значении XX съезда партии для Советской России и для коммунистического движения в целом. Однако это именно политическое значение; свет, который проливают официальные источники после сталинской поры на то, что происходило в предшествующий период, это не свет правды.

Если говорить о нашем знании сталинской эпохи, то публикация Файнсодом смоленского архива, которую я уже упоминала, остается, несомненно, самой важной публикацией, и очень жаль, что за этой первой, во многом случайной, выборкой до сих пор не последовали более обширные публикации данного материала. Судя по книге Файнсода, мы можем многое узнать о борьбе Сталина за власть в период середины 20-х годов: нам сейчас известно, насколько шатким было положение партии, [8] "Самое удивительное, — как замечает Файнсод, — заключается не столько в том, что партия победила, сколько в том, что ей вообще удалось выжить" (Op. cit. Р. 38). причем не только потому, что дух открытой оппозиции преобладал в стране, но и в силу того, что партию разъедали коррупция и пьянство; отчетливо выраженный антисемитизм сопровождал почти все требования либерализации; [9] Сообщение 1929 г. говорит о сильных антисемитских вспышках во время собрания (Ibid. Р. 49 ff.). Комсомольцы "в зале молчали… Впечатление было такое, что они все согласны с антиеврейскими заявлениями" (Р. 445). движение за коллективизацию и раскулачивание, начавшееся после 1928 г., в действительности прервало нэп — новую экономическую политику Ленина, а вместе с этим прервало начавшееся примирение между народом и его правительством; [10] Все сообщения, относящиеся к 1926 г., показывают значительный "спад числа контрреволюционных выступлений, что является своего рода свидетельством временного перемирия, которое режим заключил с крестьянством". В сопоставлении с сообщениями 1926 г. сообщения, относящиеся к 1929–1930 гг., "читаются как сводки с полыхающей передовой" (Р. 177). этим мерам яростно и единодушно сопротивлялся весь класс крестьянства, решивший, что «лучше не родиться, чем вступить в колхоз», [11] Ibid. Р. 252 ff. и не соглашавшийся быть разделенным на богатых, середняков и бедняков для того, чтобы его подняли против кулаков — [12] Ibid. Особенно см. Р. 240 ff. и 446 ff. «есть кто-то, кто хуже этих кулаков и кто думает только о том, чтобы затравить людей»; [13] Ibid. Все эти высказывания взяты из сообщений ГПУ. См. особенно Р. 248 ff. Очень характерно, однако, что подобные замечания становятся гораздо более редкими после 1934 г., начала Большой Чистки. ситуация была не намного лучше в городах, где рабочие отказывались сотрудничать с профсоюзами, находившимися под контролем партии, и называли представителей руководства «отъевшимися чертями», «лживыми паразитами» и т. п. [14] Ibid. Р. 310.