Макс Пикар - МИР ТИШИНЫ

Самолёты зачищают небо от тишины, разбившей свой лагерь за облаками. Пропеллеры, взбивающие воздух, как будто наносят множественные удары по тишине.

Мегаполисы напоминают огромные резервуары шума. Шум производится в городах, как ходовой товар. Большой город - это место, где он всегда в избытке, отделённый от породившего его объекта. Он нависает над городом и обрушивается на людей и на вещи.

Но ночью, когда гаснут огни, улицы напоминают глубокие колодцы, в которые провалился шум и где его след простыл. Люди и вещи устало дремлют, уже не будучи преисполненными шума. Люди подобно призракам бродят между домами, и стены домов напоминают фронтонные стены огромных заброшенных и разваливающихся гробниц.

Однако во сне, утопив свои уши в подушках, люди словно вслушиваются в глубины земли, в сгинувший шум или, может быть, в сгинувшую тишину.

Мегаполис - это обороняющаяся от тишины крепость, над которой парит разрушение во всей своей взбудораженной возне. Он наполнен устремлённостью к разрушению, поиском смерти и поиском тишины после смерти.

Тишина больше не существует как мир , но как фрагменты, как руины мира. И так же как человек страшится руин, так же он страшится и остатков тишины.

Иногда в городе, посреди шума оживлённой трассы, человек вдруг падает в полном изнеможении и умирает. И тогда клочья тишины, ещё разбросанные вокруг, среди верхушек деревьев у обочины, внезапно опускаются на умершего. Эти обрывки тишины словно подкрадываются к тишине умершего на проезжей части, и на мгновение в городе воцаряется покой. Остатки тишины скрываются вместе с павшим в разломе смерти. Мертвец забирает с собой последние остатки тишины.

Тишина больше не воспринимается, как нечто естественное. Когда её обнаруживают в ком-нибудь, то она скорее похожа на музейный экспонат или фантом.

Кристин Б. была прекрасна, когда сидела в тишине: всё в ней казалось безупречным. Она напоминала крестьянку, одно только присутствие которой приводило большую ферму в порядок. Когда Кристин Б. просто сидела, ничего не говоря, то в наступившей тишине можно было разобрать слова, неслышно исходящие из неё. Всякий, вслушивающийся в эти слова, с одной стороны пребывал здесь, с Кристин Б., а с другой - в том далёком краю, откуда эти слова появлялись и где они обретали собственное звучание. По волшебному мановению тишины он был здесь и в то же время в далёком краю.

Но стоило Кристин Б. заговорить, как раздавался словесный шум, да и сама она целиком превращалась в шум. Она словно не владела тишиной, скрытой внутри неё. Она начинала совершать такие нервные телодвижения, что казалось, что тишина исчезла не только в ней самой, но и во всём мире.

Вне сомнения, тишина всё ещё таилась в Кристин, но она была тщательно спрятана от неё, оторванная от слова, а, следовательно, оторванная и от неё самой. Слова жили своей жизнью, а тишина - своей: в одиночестве. Слова и тишина настолько были отделены друг от друга, что, когда она говорила, то лишь слова присутствовали в ней, а когда молчала, то только тишина. В тишине Кристин была отрезана от слов, и тогда тишина так основательно охватывала её, что казалось, что она демонически одержима последними остатками тишины в мире. Она сидела подобно призраку тишины, окружённому шумом остальных людей.

Конечно, в мире шума всё ещё остаются слова, явившиеся из мира тишины, но они одиноки в мире шума, и тишина, окутывающая их собою, пронизана меланхолией. Слова как будто произрастают из тёмной почвы меланхолии, а не из тьмы безмолвия. Словно темнокрылая бабочка, Камбервельская Красавица, порхают эти одинокие слова в мире шума.

Конечно, в мире шума всё ещё остаются слова, явившиеся из мира тишины, но подобно выкопанным из земли древним сокровищам, они принадлежат иному миру. Когда люди слышат такие изначальные слова, на миг их охватывает страх, и этот миг страха одновременно есть и миг тишины - пока не появится паровой каток шума и не сравняет с землёй слово и тишину, уничтожив их.

Такие слова, сохраняющие изначальную связь с тишиной посреди моря шума, вызывают ассоциацию с богом, вышедшим из белого мрамора найденной в земле статуи. На мгновение замирают люди, машины, самолёты; внезапное появление бога действуют как запретительный знак на всё, пребывающее в движении. Но уже в следующий миг налетит машина и унесёт с собой бога в шум вновь ожившего транспортного потока, и бог превратится в всего лиши крошечную частичку шумного автопотока.