Во времена, когда тишина ещё обладала властью, войны звучали на фоне тишины, и на таком фоне они становились совершенно отчётливыми. Их ужасы всё ещё отличались изначальной простотой, и шум их стихал в приведённой ими за собой смерти. В этих ранних формах войны человек просто переносил её в тишине. Она была не темой для дискуссий, но изначальным опытом.
Сегодня же война это даже не бунт против тишины - она лишь самый большой круговорот шума в общей суматохе жизни. Если бы в течение всего дня каждую минуту не трубили по радио боевые сводки, то повсюду раздавались бы пушечные залпы и стоны умирающих. В тишине стали бы слышны стенания умирающих, которые даже смогли бы перевесить грохот канонады. В тишине война зазвучала бы настолько громко, что она стала бы просто невыносимой. Однако непрерывный шум боевых сводок уравнивает пушечный грохот и стоны умирающих с общим всемирным шумом. Война превращается в часть всеобщего радио шума, она приспосабливается к нему, и как результат её начинают воспринимать как должное подобно всему, что появляется в шуме радио.
Все те бесчисленные смерти, что случаются сегодня, словно пытаются восстановить зону тишины. Когда, как это имеет место в наши дни, машина по производству шума достигает максимума своей производительности, тогда тишина являет себя в максимуме смерти.
Радио - это автономный шум. Он занял собою всё пространство: человека оттолкнули на край и теперь ему остаётся лишь продираться сквозь несколько оставшихся в пространстве прорех и трещин.
В шесть утра его зовут на утреннюю гимнастику, в 6:20 - послушать немного музыки, в семь - новости со всех концов света, затем опять музыка. В восемь приглашают на молитву. В пол девятого его заваливают рецептами для домохозяек, в девять - Бахом, - и так далее. Кажется, что радио ни в малейшей степени не зависит от человека. Оно всё время как будто прислушивается к самому себе. Композиции для фортепьяно Шопена вторит джаз, а ему на замену приходит беседа о витаминах. Радио словно вовлечено в общение с самим собой. Человека оттолкнули в сторону; он просто механик, обслуживающий машину радио шума.
Весь мир превратился в радио шум. Отвергается всё, что не вписывается в формат радио. Власть радио столь велика, что можно, проходя мимо одного дома, услышать звучащую из окна симфонию Чайковского, а затем, пройдя ещё немного, услышать ту же музыку и из соседних окон. Одна и та же музыка присутствует повсюду, куда бы ты не пошёл. Она вездесуща. Словно ты и не шёл никуда, но стоял на том же месте, хотя на самом деле всё время пребывал в движении. Реальность движения обратилась в нереальность. Кажется, что шум радио избавлен от зависимости пространства и времени и воспринимается теперь как нечто естественное, подобно воздуху, которым мы дышим.
Радио шум проникает повсеместно, и всюду он оставляет о себе впечатление постоянства. Оттого человек тоже начинает создавать впечатление постоянства, в результате чего он, которому на самом деле этого постоянства не достаёт, лишается возможности осознать, что он не постоянен. Его внутренняя непостоянность скрывается в постоянном потоке радио, который есть ничто иное, как постоянство непостоянства. Различие между постоянством и непостоянством устранено, подобно тому как в шуме радио исчезают и все остальные границы и различия.
На основании постоянства радио шума человек преисполняется ложным чувством безопасности. Его подталкивают к представлению о том, что радио являет собой нечто постоянное и что и сам он так же постоянен. Человек отправляется на работу: радио сопровождает и окружает его там. Он ложится спать, и радио - последнее, что остаётся в его сознании, прежде чем он погружается в сон. Он просыпается - и радио шум тут как тут, словно он есть нечто совершенно не зависящее от человека, нечто более реальное, чем сам человек, нечто, выступающее гарантией человеческого постоянства. Радио шум всё время вокруг него, всегда под рукой, словно всегда готовый позаботиться о нём, поддержать его.
Бог - Тот, что извечно Постоянен - низложен, а на его место возведён радио шум. И то, что, хотя радио и было изобретено человеком, но оказывается совершенно не зависимым от человека, придаёт ему налёт мрачной мистики.
Утверждается, что человек не обязательно должен затухать подобно радио волнам, что он в конце концов волен сам выбирать подходящую для себя программу. Я вспоминаю дебаты о смертной казни в Баден-Бадене в 1930-ом году, когда один из участников выражал своё недоумение в том, почему так много говорится о смертной казни, в то время как болезнен не сам миг смерти, но страх перед смертью, и у приговоренного всегда остаётся выбор испытывать страх или нет. Схожим образом и мы выбираем из радио программы то, что обеспечивает постоянство нашей внутренней жизни.
Читать дальше