Уильям Моррис - Искусство и жизнь

Сначала я хотел бы напомнить кое-какие, пускай приблизительные даты. Если я ошибусь, в этом зале присутствует, по крайней мере, один человек, мой друг, который сможет меня поправить. По-моему, совместное публичное выступление прерафаэлитов впервые имело место приблизительно в 1848 году.

Посмотрим же, какова была их главная, основная доктрина, в чем особенность их точки зрения? Ведь во всяком бунте наличествует особое своеобразное начало, которое, так сказать, поглощает все остальные и оказывается столь всеобъемлющим, что бунтари обычно видят лишь одну сторону своей деятельности, а именно ту, которая воплощает в себе эту их особую доктрину. Кажется, не так уж трудно сформулировать основную доктрину прерафаэлитов. Ее можно охарактеризовать одним словом — «натурализм».

Вот с чего начинали прерафаэлиты: «Перед нами природа, следует только подражать природе, и тогда вы произведете на свет нечто такое, что наверняка привлечет к себе внимание людей». На первый взгляд такое утверждение представляется самоочевидным. Но следует вспомнить, что я сейчас только говорил о той обветшавшей традиции, которая господствовала тогда над всеми художественными школами Европы. Помню совершенно отчетливо, что когда мне в детстве попадались на глаза какие-нибудь картины, я вообще не мог сообразить, что на них изображено. Я говорил: «Что ж, это неплохо. Тут есть нечто, вполне уместное в картине. Разумеется, против всего этого нечего возразить. Мне трудно утверждать, что сам я сделал бы тут что-нибудь иначе, ибо безусловно все сделано правильно». Но по правде-то меня это очень мало интересовало и, кажется, таким же было восприятие девятисот девяноста девяти человек из каждой тысячи, если они не получили специального художественного образования и не были профессиональными художниками. Я хотел сказать и сегодня, но мой друг мистер Уоллис успел поправить меня, что даже в наше время большинство людей, которых я назвал бы непосвященными в искусстве, не испытывает подлинного восторга перед картинами старых мастеров живописи. Если бы им без предварительных пояснений показали картину старинного мастера, то, смею утверждать, она бы их в той или иной степени разочаровала.

Так вот, прерафаэлиты, в сущности, заявили следующее: «Мы намерены порвать с убогой и одряхлевшей традицией, которая столь долго над нами властвовала. Мы намерены предложить вашему вниманию картины, которые верны природе». И, надо сказать, они так и поступили. Они писали свои картины в духе натурализма, причем полностью преуспели в этом, и всякий из нас мог бы подумать, что публика восприняла эту попытку с восторгом и радостью, что она готова была воскликнуть: «Наконец перед нами что-то понятное. Вот настоящее стадо овец; вот вещи, которые мы видели и видим каждый день, они поразительно похожи. Возможно, тут есть кое-какие недостатки, но в конце концов общий смысл всего этого нам понятнее. Это сделано для нас, для публики, а не только для художников, приверженных к тем или иным традициям.»

Но, как ни странно, публика откликнулась совсем иначе и была далека от восторга. На самом деле она говорила: «Все изображенное на этих картинах чудовищно. Тут нет ничего естественного». Однако по сути дела публика имела в виду не это, она хотела сказать: «Картины прерафаэлитов не похожи на картины». И они действительно не были похожи на картины, ибо, как вы вероятно догадываетесь, были похожи на природу. И все-таки, говорю вам, публика восприняла эти картины так, как обычно воспринимается всякое бунтарство молодых людей, — насмешливо и глумливо, ибо публика также находилась под влиянием академической традиции.

Но нашелся по крайней мере один человек, который без всякой предвзятости воспринял картины прерафаэлитов, хотя сам был воспитан в духе совершенно иной, резко отличавшейся от прерафаэлитов школы, которую я назвал бы старомодной (я отнюдь не стремлюсь вложить в это название какой-либо презрительный оттенок, а употребляю его ради простоты), и хотя учителем его был вам хорошо известный Дж.-Д. Гардинг. Этого человека едва ли надо и называть. То был Джон Рёскин {8} . Он тотчас же выступил в поддержку этих молодых художников. А им, без сомнения, была очень нужна такая поддержка.

Итак, они пошли по избранному ими пути и в конце концов одержали победу, каждый в отдельности завоевал громадную, вполне заслуженную популярность, большого успеха добилась и школа в целом; претворив в жизнь свой главный принцип — принцип натурализма, — они одолели дряхлую академическую традицию.