Яков Бутович - Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

Найти пегого жеребца, который бы меня вполне удовлетворял, я не рассчитывал и предполагал взять рысака с большим отметом, будучи уверен, что от пегих кобыл он даст мне пегий приплод. Подходящих жеребцов я подыскал двух. Один принадлежал петербургскому охотнику и назывался Лунатиком. Он был завода Молоствова, имел рекорд 4.48 и происходил от Леля 2-го завода Малютина. По себе он был хорош: рыжий в буре, лысый, все четыре ноги высоко белы. Но за него просили 4 тысячи рублей, и я не счел возможным заплатить такие деньги. Другой жеребец, завода наследников Хлудова, был еще лучше первого и еще больше подходил для моей цели. Золотисто-рыжей масти, с большой лысиной во лбу, он был очень отметист: белизна его задних ног переходила прямо в пежину, обе передние ноги были по пясть белы. Во лбу у него была большая лысина. Лошадь была очень приятного рисунка, крупная и чрезвычайно блесткая. В жеребце была прямо-таки казаковская блесткость, чему не стоит удивляться, ибо его мать была дочерью кожинского Самца, сына великого Потешного. Жеребец принадлежал Неандеру, и тот запросил за него 3500 рублей. Я не купил. Впоследствии, во время войны, я видел этого жеребца производителем в заводе Н. А. Павлова.

Не найдя подходящего производителя для пегого завода в Петербурге, я решил покрыть своих пегих кобыл производителем моего завода и уехал в Прилепы. Незадолго до отъезда я узнал, что управляющий Чесменским заводом А. И. Пуксинг купил очень интересного рыже-пегого жеребца. Я послал Пуксингу запрос, но получил ответ, что жеребец этот не продается.

Приехав в Прилепы, я получил телеграмму от брата из Одессы с извещением, что там продается замечательный пегий жеребец завода Нейберга.

Я. И. Бутович на пегой лошади. 1912 г.

Я попросил брата купить жеребца. Вскоре получил письмо, что жеребец называется Холстомером, куплен за 100 рублей, но он в таком ужасном виде, что не менее месяца его надо кормить, прежде чем отправлять ко мне. Когда привели Холстомера в Прилепы, я увидел, что это замечательный жеребец. В нем было шесть вершков росту, он имел хорошую спину, был необыкновенно глубок, совершенно правилен и сух, как степная лошадь. Правда, корпусом тяжеловат. Породы Холстомер был очень интересной, имел около семи восьмых орловской крови. Он был туп на езду, потому и развозил в Одессе пиво. Холстомер пробыл у меня в заводе около пяти лет, а затем я продал его Ф. И. Лодыженскому. Холстомер давал превосходных по себе детей, но не резвых. Окрестные крестьяне, помещики средней руки, священники и прасолы охотно крыли с ним своих кобыл и очень его ценили. В нашей местности от Холстомера осталось целое племя превосходных пользовательных лошадей.

Второго жеребца для пегого завода я купил также на юге, в Киевской губернии. Это был англо-араб Тромбач завода графини Браницкой, блестящая во всех отношениях лошадь. Хотя он пришел ко мне стариком, однако дал много превосходных лошадей. Тромбач был необычайно хорош: когда ко мне в завод прибыла покупная комиссия коннозаводского ведомства во главе с генералом Клавером, жеребец произвел на них такое впечатление, что они предлагали за старика 700 рублей. Я его, конечно, не продал.

Ежегодно пегие кобылы крылись рысистыми производителями, не исключая и Громадного. Сын Громадного и Трамбовки, вороно-пегий Холстомер, и сейчас состоит пробником в Прилепах. Однако лучшим пегим жеребцом, родившимся у меня, я считаю Леля, вишнево-гнедо-пегого жеребца от малютинского Сейма и Воейковской. Лель был очень резов, ехал четверти без трех и сейчас состоит производителем на Урале.

Пора наконец сказать о том, как содержался мой пегий полукровный завод. Все кобылы без исключения были в сельскохозяйственной работе или ходили в езде. Таким образом, они одновременно были заводскими матками и обслуживали имение. Их приплод должен был в дальнейшем давать хороший доход. Содержались все кобылы просто, как обыкновенные сельскохозяйственные лошади, но после выжеребки нормы фуража увеличивались и на некоторое время кобылы освобождались от тяжелых работ.

В Тульской губернии я ввел моду на пегих лошадей и сам ездил только на пегих. В то время у меня на разъездной конюшне стояла вороно-пегая четверка, рыже-пегая и гнедо-пегая тройки. Эти же лошади высылались за приезжими в Тулу, на Засеку и на Присады, и моих пегарей знали многие коннозаводчики и охотники. Не всем это нравилось, некоторые говорили, что это «пожарные выезды», поскольку в больших городах одна из пожарных частей всегда имела пегих лошадей. Но все отдавали должное моим пегарям, признавая, что они очень хороши по себе и замечательно подобраны.