Эман Фридман - Приматы

Древние дали термины для обозначения обезьян, в частности, как уже упоминалось, pitecos (греч.), simia (лат.), прочно вошедшие различными словосочетаниями и самостоятельно в современную научную номенклатуру приматов. Термин же «плосконосый» (по латыни — simia), относящийся к обезьяне, стал затем синонимом слова «имитатор» и через латинское словообразование similitudo («сходство») вошел в некоторые современные языки для обозначения сходства, подобия (по-английски similar — «сходный») — настолько обезьяны в глазах античных людей были похожи на человека!

Можно считать установленным, что за период средневековья к знаниям о приматах почти ничего не прибавилось. Более того — кое-что от этих знаний даже убавилось. Р. Йеркс впоследствии писал, что со второго века до шестнадцатого сведения о приматах «оказываются в основном погибшими вместе с их владельцами». Удивительно, что на этот феномен в истории науки обратил внимание и писатель. Юрий Олеша писал: «Обезьяна, слухи о которой вдруг, после конца Рима и всей той эпохи, которую мы называем древним миром, исчезли, стала для Европы загадочным, почти бесовским существом. Какой вал лег между золотым древним миром и Европой?» [10] Олеша Ю. Ни дня без строчки. М.: Сов. Россия, 1965, с. 41.

Какой же «вал» отгородил от нас древний мир, если говорить об истории приматов? А вот какой: единобожие, монотеизм, пришедший на смену язычеству. Священные у древних, обезьяны стали по официальному установлению христианской церкви олицетворением дьявола. Figura Diaboli — так и была названа обезьяна в своде — компендиуме христианской зоологии «Физиологусе», ибо, по Евангелию, «боги язычников суть дьяволы». Такое отношение к приматам со стороны всесильной и весьма суровой в борьбе с инакомыслящими церкви имело для науки тяжелейшие последствия.

Обратим внимание на такой забавный пример. До нас дошли сотни памятников античного искусства, которые отражают популярность обезьян у древних народов. Изображения этих животных найдены на амулетах, рукоятках, кулонах, печатях, амфорах, подносах. В книге американского латиниста Вильяма Мак-Дермотта, опубликованной в 1938 г., собраны фотографии 605 подобных изделий, дошедших до нас из античности. Но ни разу не удается встретить в раннем христианском искусстве, в частности византийском, картин или рисунков с обезьянами! Легендарный древнегреческий певец Орфей постоянно изображался в окружении нескольких животных, в том числе обезьяны. Последняя как бы пародирует самого Орфея, и пародия эта — дружеская, выполненная языческим художником в виде веселой шутки. С наступлением же христианства обезьяна исчезает из всех сюжетов, связанных с Орфеем. Даже когда копировалась старая картина, обезьяну заменяли другим животным или человеком.

Есть и более зловещие примеры враждебного отношения к обезьянам со стороны церкви и инквизиторов. В период разгула «святой» инквизиции, когда за связь с обезьяной — живым дьяволом — душа отправлялась в адский огонь на том свете, а тело — во вполне реальный огонь на этом, в огонь инквизиции, изучать обезьяну означало подвергнуть себя смертельной опасности. Вот, возможно, и причина отсутствия новых знаний о приматах в средние века.

От Галена до Везалия, если не считать спорадических медицинских работ врачей Ар-Рази, Авиценны (IX — Хвв.) и анатома Джуханна-ибн-Масавая (IX в.), по-видимому, никто за 1300 лет не вскрывал обезьян с целью изучения их анатомии для сравнения с организмом человека. Во всяком случае сообщений об этом нет (или они не дошли до нас). Все описания обезьян того времени были книжными, переписанными из старых источников.

Средневековый, натуралист и теолог Альберт Магнус в своей работе «De animalibus» (XIII в.) дал некоторые новые данные о приматах. Новым было деление Магнусом живых существ на три категории: первая — человек, вторая — сходные с человеком «пигмеи» и обезьяны (о непопятных «пигмеях», как упомянуто, говорили древние), третья — все остальные животные. До Магнуса существовали только две категории — человек и животное, между которыми лежит непроходимая пропасть. Разумеется, «сходство» обезьян с человеком у Магнуса — чисто внешнее, не выходит за рамки христианских традиций и, конечно, пе имеет ничего общего с идеями эволюции. Некоторые исследователи считают, что приоритет в определении обезьяны как «связующего звена» между человеком и животными принадлежит именно Магнусу, но, как мы видели, это сделано уже в трудах Аристотеля.