Патрик Уайт - Фосс

– А-аах! – вскричал Фосс.

Сандерсон смущенно рассмеялся.

– Вон те скалы на вершине холма и есть «башни», в честь которых долина получила свое название, Рейнские башни.

– Совершенно справедливо! – воскликнул немец. – Настоящая крепость.

Вокруг разливалось золотое сияние. Вечер фиолетовым потоком нахлынул на подножие холма, едва не затопив Фосса. Перед его мысленным взором зароились обрывки воспоминаний, заставляя пожалеть, что он не утонул в этом потоке, а выплыл, прибегнув все к тому же злополучному средству, что и всегда.

Сандерсон тоже способствовал его возвращению, бросая простые, деревянные слова.

– Вон там, под ивами, усадьба. Там сарай, где мы держим овец. Около вяза – амбар. И домики для работников. Как видите, у нас тут целая община. Даже церковь строим.

Сгустки то ли тумана, то ли дыма сплетались с фиолетовыми тенями. Вокруг отряда носились собаки, вздымая тучи пыли, и лаяли до хрипоты. Люди же хранили молчание, потрясенные величием зрелища и притихшие в ожидании новых знакомств. Некоторые оробели. Юный Гарри Робартс дрожал в холодном поту, Тернер, трезвый уже пару дней как, боялся, что в столь уязвимом состоянии не переживет тягот общения. Даже Пэлфримен понял, что как следует помолиться на ночь не выйдет и за это придется поплатиться успехами на пути, где любой успех иллюзорен. Поэтому он слегка подотстал, стараясь по возможности избегать своих компаньонов.

К ним вышла женщина в сером платье и белом фартуке, с маленькой девочкой за руку, и проговорила очень торжественно и в то же время радушно:

– Рады приветствовать вас в Рейн-Тауэрс, мистер Фосс! – Смутившись, она с улыбкой добавила: – И всех остальных тоже, конечно!

Сандерсон спрыгнул с лошади и обнял жену. От ласки эта женщина неопределенных лет заметно приободрилась. Хозяин крикнул, и из-под ивы вышли два конюха, чтобы забрать лошадей.

– Спускайтесь, Фосс, о них позаботятся, – объявил Сандерсон. – Неужели вам настолько полюбилось седло? Пойдемте-ка в дом, устроим вас поудобнее.

Фосс кивнул, однако с места не сдвинулся. Он задумчиво сидел на лошади, сжав губы. Змей проскользнул даже в этот райский уголок, понял Фрэнк Лемезурье и тяжко вздохнул.

Все словно ждали чего-то.

– Ни к чему настолько вас обременять, мистер Сандерсон, – проговорил немец, разомкнув губы. – Мне было бы крайне неловко предположить, что столь многочисленная компания вторгнется под ваш кров. Я предпочел бы разбить лагерь где-нибудь по соседству, воспользовавшись нашими собственными спальными принадлежностями, и развести костер.

Миссис Сандерсон обернулась к мужу, который заметно побледнел.

– Мне как-то и в голову не пришло, – сказал он.

Зато это весьма кстати пришло в голову немцу, и в его взгляде полыхнула горькая радость. Последние фрагменты впечатляющего вида исчезали в сумерках, красота прибытия в долину обретала трагические нотки. Напрасно поддавшись чувственным восторгам, он должен заплатить за это страданием.

Те, для кого подобное самоуничижение осталось загадкой, застонали и заерзали в седлах. Те, кто знал Фосса чуть лучше, промолчали.

– Ведь я уже всем постелила! – возразила сбитая с толку хозяйка.

Челюсти Фосса сжались от боли, которую он причиняет другим и, что еще ощутимее, самому себе.

Сложно сказать, справился бы с этим затруднением даже сам неподражаемый мистер Сандерсон, но тут Пэлфримен протяжно всхлипнул, повалился ничком и начал сползать с лошади. Все кинулись ему на помощь. И все, исключая самого Пэлфримена, вздохнули с облегчением.

– Он болен? – спросила миссис Сандерсон. – Бедняга, наверно, это от усталости.

Пока лишившегося чувств Пэлфримена несли к дому, Фосс рассказывал, как его коллега недавно упал с лошади, и, хотя тот объявил себя здоровым, лично Фосс придерживается иного мнения и не считает орнитолога в достаточной мере окрепшим, чтобы принимать участие в экспедиции. Фосс утирал шею платком, не чувствуя ни малейшего облегчения. Его объяснения звучали все более агрессивно.

Когда они добрались до террасы невысокой усадьбы со стенами цвета бледной охры, с белеными притолоками и оконными рамами, появился коренастый субъект могучего вида и забрал у них безжизненное тело орнитолога, хотя никто его об этом не просил.

Сандерсон счел его вмешательство совершенно естественным.

– Это мистер Пэлфримен, орнитолог. Он потерял сознание, – пояснил он незнакомцу. – Еще не вполне оправился после болезни. Будьте так добры, отнесите его в угловую комнату, чтобы мы с женой были рядом и могли о нем позаботиться.