Патрик Уайт - Фосс

Если бы некоторые из них не вели дневники, члены экспедиции вряд ли замечали бы течение времени. Дни походили друг на друга – болезнь, дождь, поиски дров – и медленно сочились или врывались шквалами необузданной мести или замирали на несколько часов, в течение которых единственным звуком было падение капель. Впрочем, это не мешало происходить всевозможным инцидентам. Многие из них случались из-за вынужденного бездействия и по большей части были событиями весьма незначительными, однако смятенные умы везде лихорадочно искали чрезмерный смысл.

К примеру, как-то утром исчез скот, точнее, подобие скота – живые скелеты, с которых еще не осыпалась шерсть. И косматые, заросшие люди принялись удрученно бродить по окрестностям, сунув большие пальцы в прорези брючных карманов, в поисках отпечатков копыт, навоза или хоть какого-то следа. Если они не делились переживаниями, то лишь потому, что те были слишком огромны, чтобы передать их словами, однако сторонний наблюдатель прочел бы все по их лицам, теперь так похожим друг на друга, а бессловесные твари все бродили туда-сюда и нюхали воздух в поисках остального стада.

Целых два дня Фосс, Джадд, Ангус и черный парнишка прочесывали местность. Из всей экспедиции они были самыми крепкими, хотя в случае Фосса речь шла еще и о том, чтобы не показывать свою слабость. Это требовало от него значительных усилий, как, впрочем, и от Джадда, который уже устал восхищаться своим предводителем. Поскольку каторжник был всего лишь человек, он старался. Так они и бродили под дождем в поисках пропавшего скота, причем издали их усилия выглядели совершенно бесплодными.

И тогда они потеряли Джеки.

Ральф Ангус выругался.

– Эти черные – все одинаковые! – фыркнул он и за неимением аборигена выместил злость на лошади. – На них нельзя полагаться ни при каких обстоятельствах.

– Тут и белые собрали бы пожитки, – заметил Джадд, – если было бы куда пойти.

– Я доверяю этому мальчику целиком и полностью, – объявил Фосс, готовый надеяться до последнего, поскольку ему было чрезвычайно важно уважать хоть какое-нибудь человеческое существо.

Белые люди отправились домой, то есть в пещеру. Вокруг входа в нее вились свежевытоптанные тропинки. Гарри Робартс выстирал рубаху и сушил на веревке возле костра.

По возвращении немец испытал чувство глубочайшей тоски. В конце концов, он был подвержен человеческим слабостям, как физическим, так и моральным, поэтому, едва войдя в пещеру, тотчас бросился вон, предпочитая бродить в компании порывов ветра и дождя, нежели выставлять слабость напоказ всем, за исключением, пожалуй, своей жены.

Она, впрочем, оставалась вполне сильной и достойной восхищения в тяжелых, мужских сапогах и забрызганном грязью костюме для верховой езды. Руки ее, крепкие и невероятно мускулистые, забирали его слабость себе. Лицо ее хранило то самое выражение, с которым она некогда приняла Фосса, несмотря на сложность его натуры, и вне всякого сомнения то было лицо женщины.

«Ах, Лора, дорогая моя Лора!» – умолял или же утверждал мужчина, прислонившись лбом к холодной скале.

Таким его и увидел Фрэнк Лемезурье, к которому постепенно возвращались силы, и он ворочался в постели, ища кого-нибудь, кому посочувствовать. Молодой человек был рад, что остальные Фосса не заметили, потому что не стыдятся лишь те, кто познал всю глубину падения. По неясной для себя причине он начал вспоминать, как часто делал в этих пустынных землях, незаурядную молодую женщину, приехавшую на верфь верхом. Он вспомнил ее припухшие губы и темные круги под глазами, и как явно была она облечена в броню своей натуры, и как склонила голову, чтобы с непритворным интересом поговорить с мистером Пэлфрименом, и в то же время в глубине души оставалась безучастной.

По какой-то еще более непонятной причине провидец ощутил близость к своему предводителю, стоило женщине на коне вернуться в его жизнь. Он лежал в одеялах, смятый лунным светом, и между приступами болезни преисполнялся любви и поэзии, что казалось ему единственно правильным.

В ту ночь, когда среди слоистых облаков поднялась нежная, ажурная луна, Джеки вернулся, гоня потерянный скот. Лунный свет мерцал на остроконечных рогах, между которыми вполне мог поместиться и сам диск. Кожа тощего и испуганного мальчика, понурившегося на мрачной лошади, отливала сияющим перламутром.

Люди выглянули наружу и увидели его.

– Вот и Джеки возвращается, – сказал кто-то.