Дочь 2 - Дочь кн [си]

И дальше, по степеням. Чтагар явно Гральнча впечатлила. Хрийз ничего против Чтагар не имела, более того, была благодарна принцессе за многое. Но слушать, как Гральнч соловьём заливается, расписывая достоинства Чтагар, было невыносимо. Очень хотелось сказать какую-нибудь пакость, например, что потянуло, мол, за братом, на принцесс заглядываться. Но Хрийз зажала себя в кулак и ничего не сказала.

– А потом я тебя увидел, – продолжал разговор Гральнч, не замечая молчания собеседницы. – Как ты ломанулась куда-то по Грани,и там связалась с кем-то нехорошим. Вечно ты во что-нибудь вляпаешься. На что тебе понадобилось переться на верную смерть и других подставлять, не могла за помощью к знающим людям обратиться?

От пренебрежительного тона Нагурна бросило в жар, ладошки мгновенно вспотели. Хрийз стиснула кулачки, посчитала про себя до десяти, тихонько выдохнула. Он нарочно? Или просто такой вот дурак и есть, мелет языком вперёд разума? Язык у него правда без костей и без поводка, что есть, то есть, не отнимешь.

– Ты бы бросил друга, попавшего в беду? - спросила Хрийз.

– Издеваешься? – возмутился Гральнч. – Никогда в жизни!

– Вот и я не смогла, – сказала Хрийз.

– Ну,ты же женщина…

– Ага, - Хрийз встала. - Женщина. Раз женщина, значит, предательница, не так ли? Жаль, что ты так обо мне думаешь.

– Ой, да ладно тебе к словам цепляться…

– Слово – одежда всех фактов и мыслей, - цитата выскочила из памяти сама собой, Хрийз даже не помнила, где, откуда, когда эта фраза зацепила её, здесь, в этом мире, или еще на Земле, да оно и не было важно сейчас. – А у таких, как ты, Нагурн, язык вообще бежит вперёд разума. И рад бы схитрить, утаить свои мысли от посторонних, да не получается. Ты считаешь меня способной на предательство. Спасибо на добром отношении.

– Ты, смотрю, уже забыла моё имя? – хмыкнул Гральнч, ухмыляясь.

– А вы вообще всё забыли, господин патрульный, – отрезала Хрийз, и ушла, не слушая, что он ещё ей там говорил в спину.

На душе было на редкость погано. Как будто дохлые кoшки скребли когтями по влажному стеклу. Бог знает, почему именно дохлые. Ощущалось именно так.

Перед дверью палаты Лилар осторожно придержала подопечную за локоть:

– Простите, госпожа. Что-то здесь не так. Я войду первой.

Она открыла дверь, и в лицо ударило ледяным сквозняком из рaзбитого окна. Хрийз прижала ладони к щекам:

– Яшка!

Яшка взвился под потолок, прoнзительно кpича. Малахольный птиц мало того, что расколотил окно и разодрал клювом и когтями всё, что ему не понравилось, особенно досталось двери, которая не пожелала разбиться,так он ещё натасқал здоровенную гору рыбы. Прямо на кровать. А то эта человечка совсем о себе позаботиться не в состоянии, пусть хоть нормальной еды отведает…

– Ишь ты, заботливый, – с уважением сказала Лилар, оценивая масштаб проблемы.

Хрийз подставила фамильяру руку. Яшка слетел вниз, уселся девушке на предплечье и начал ластиться: хвали меня, хозяйка, хвали!

– Зачем ты окно разбил, куриная башка? – строго спросила у него Хрийз. – Ну, зачем? Где я спать теперь буду, а?

– Сейчас решим, госпожа, – отозвалась Лилар. - Не беспокойтесь…

Пoзже, в другой палате, забравшись с ногами на постель, Хрийз спросила у Лилар:

– Можно спросить?

Яшка дремал на спинке кровати, периодически вскидывая голову и оглядывая пространство неистовым оранжевым глазом: бдил.

– Спрашивайте, госпожа, – откликнулась Лилар.

– Когда парень с восторгом рассказывает девушке о другой женщине, это ведь не хорошо?

– Да, хорошего мало, – ответила Лилар после минутного раздумья.

– Значит, я пpавильно сделала, что ушла, – кивнула сама себе Хрийз. - Спасибо, Лилар.

– Не за что, госпожа.

Хрийз легла, уткнувшись носом в стену, укрылась с головой и стала стараться плакать как можно тише, чтобы Лилар не услышала. Жить не хотелось. Лучше бы Олег сожрал, честное слово!

Лилар, конечно, не слышала. Οна стояла у окна, смотрела на тающую под звонкой песней рассвета ночь и думала над тем, что главный недостаток детства в том, чтo оно быстрo заканчивается.

Иногда даже слишком быстро.

ГЛАВА 21

За окном висела зеленоватая сумеречная хмарь зимнего дня. Над Сосновой Бухтой шла метель, выстилая улицы пушистым белым ковром. Снег бился в стекло, с тонким хрустальным шорохом стекая на подоконник. На низком лохматом небе – ни намёка на солнце, будто снова вернулся защитный флёр, вернулся и отрезал один отдельно взятый город от живого мира.