Виктор Улин - Хрустальная сосна

Нам тоже надоело играть и мы наконец легли спать. И проспали до конца смены: солярку привезли уже в шестом часу.

У костра Катя опять сидела рядом со Славкой, обмахивая его веткой. С другой стороны примостился Костя. Не знаю, что заставило его изменить Вике и Люде - но почему-то он переключил внимание именно на Катю.

Едва я запел что-то трогательное, он тут же положил ей руку на плечо.

Катя ее стряхнула. Мореход подождал несколько минут - и повторил попытку. Катя что-то сказала ему и опять высвободилась. Костя улыбнулся и облапил ее уже обеими руками. Костя-мореход - это, конечно, был не хлюпик вроде Аркашки. Обхвати он меня своими ручищами - на знаю, сумел ли бы я вырваться. А уж Катя и подавно. Славка ничего не замечал, подпевая мне: Кате удавалось все-таки обмахивать его веткой. А Костя сидел с такой блаженной физиономией, будто впервые в жизни обнимал женщину. Я смотрел на него и чувствовал, как внутри закипает злость. Точно у меня на глазах тискали не маленькую очкастую Катю - а мою единственную и любимую жену Инну…

Я закончил песню и пнул бревно, лежавшее с краю. В черное небо метнулись змейки искр.

- Дрова прогорают, - сказал я, отложив гитару. - Надо новых принести.

- Я сейчас! - с готовностью поднялся Славка.

- Сиди, - ответил я. - Я еще молоком горло промочу…

Натыкаясь на кусты, что росли вдоль дорожки и днем были совершенно незаметны, а ночью так и норовили выдрать клок из одежды, я прошел к кухне, где валялась загодя нарубленная куча дров.

- Эй, мореход! - крикнул я. - Иди-ка сюда, мне лесину не поднять.

- Чего? - нехотя откликнулся он от костра.

- Лесину, говорю, перевернуть помоги, мать твою! Ты же здоровый, как бугай, а у меня сил не хватает.

Я слышал, что Костя поднялся, зашуршал по траве, чертыхнулся, напоровшись, как и я, на колючие кусты. Я напрягся, ожидая его из темноты.

- Ну и где же твоя лесина? - зевнул он, подходя ко мне. - Откуда ты ее нашел? Я вроде с утра все дрова распилил и переколол…

- Нет лесины, крысы ее съели, - тихо ответил я. - Разговор у меня к тебе. Мужской.

- Мужской?… Это уже интересно, - добродушно ответил Костя.

- Вот что. Слушай, Константин, я хочу тебе сказать… - я нащупал и крепко сжал его локоть. - Не лапай Катерину, а?

- Катерину?! - искренне поразился он. - А что, это тебя так волнует?

- Волнует.

- А ты случайно не влюбился, а? В твои-то годы?! - он добродушно засмеялся и по своей обычной манере положил мне руку на плечо.

- Не влюбился. Но прошу тебя, - я посмотрел в его слабо отблескивающие глаза. - Не трогай ее. Прошу. Как мужчину.

- А она что, твоя?

- Не моя. Но и не твоя. И нечего тебе ее лапать. Не на ком тренироваться, что ли? Полно же девиц. Хоть Люда, хоть Вика. Или вон возьми да Тамару отбей у Геныча для спортивного интереса, тебе это раз плюнуть… Но Катю не трогай… Ясно? Костя промолчал; он, кажется, так и не осознал серьезность ночного разговора.

- Ладно, - сказал я, сбрасывая с плеча его руку. - Бери дрова и пошли обратно.

Костя так ничего и не ответил. Мы молча вернулись к костру и уселись каждый на свое место. Никто ничего не понял. Я снова поднял гитару и запел. Мореход глазом не повел, словно не было никакого разговора - однако Катю он больше не трогал.

На следующий день работать втроем было уже не так тяжело. Вероятно, мы приноровились и стали более экономно тратить силы. Хотя и сама работа оказалась более легкой: с утра привезли длинную тонкую траву, и мы гнали ее через измельчитель.

И опять, кидая охапки в скрежещущую пасть, я благоговейно ужасался его неистовой мощи. Стебли травы, камыш, толстые - чуть не в руку! - стволы репейника мгновенно превращались с сырой прах, вылетающий из страшной машины. Мы со Славкой работали, как заведенные; посередине бункера быстро выросла зеленая гора. Подошел дядя Федя - он почему-то работал два дня подряд, видно Николай взял выходной - одобрительно выматерился и потянул длинную проволоку, разворачивая хобот, чтоб травяная каша летела прямо на движущуюся ленту транспортера. Он не сразу поймал нужное место, и тугая зеленая струя ударила поверх борта, долетев до автобуса и рассыпавшись на скамейке.

- Шайтан-машина, - одобрительно протянул Славка.

Норму мы перекрыли на семь мешков.

- Как наша вечерняя дорога? - спросил я Катю за ужином. - Идем?

- Обязательно. Сегодня же последний день вашей утренней смены.

- Ну и что? - я махнул рукой. - Через три дня опять пойдем в утро. Мы прожили здесь всего девять дней, осталось целых три недели. И впереди еще много утренних смен. И много вечерних дорог. А, Славка?