Майкл Мэнсон - Корабль За Облаками

Громкий крик Иоллы слился с воплем колдуна. Оба они показывали солдатам на лестницу и торопили их: Сын Зари - повелительно и властно, колдун - с побелевшим от ужаса лицом. Воины, громыхая мечами о кольчуги, бросились вниз.

"За Хадром, - решил Конан, - или за волосатым… Поздно!"

Он ухватился за свой саркофаг и швырнул его в хрустальную стену. Башня дрогнула; грохот и звон ударил в уши, на пол хлынули обломки стекла, в раздавшейся трещине метались тучи и волны. Тучи - вверху, волны - внизу; все ближе и ближе. Конан поднял второй прозрачный гроб. Тоиланна что-то вопил, повиснув у него на плечах, Иолла, Сын Зари, грозил коротким бронзовым клинком. Запустив в стену второй саркофаг, Конан потянулся к поясу колдуна, сорвал свой нож с витой серебряной рукоятью и с силой отбросил крючконосого. Третий саркофаг последовал за двумя первыми; теперь в стене зияло отверстие в добрых десять локтей. Пол раскачивался и трясся, не давая Иолле приблизится, но киммерийцу это не было помехой; одним прыжком он подскочил к дыре.

Скалы стремительно приближались, у их подножий вихрилась, кипела вода. Все, как с "Ильбарсом", мелькнула мысль; сильный выплывет, слабый пойдет ко дну. Свою силу Конан знал - и знал, что на этом летающем судне никто не может соперничать с ним. Ни крючконосый маг, ни солдаты в тяжелых кольчугах, ни Иолла, их повелитель.

Он повернулся к Сыну Зари и насмешливо произнес: - Боюсь, тебе не удастся свести знакомство с туранскими палачами, грондарец! А жаль! Они искусные парни и ласковые - такие же, как камни, что ждут тебя внизу!

Конан оттолкнулся и прыгнул. Небо и море завертелись перед ним, но прежде, чем волны приняли киммерийца в свои холодные объятия, он увидел, как громадный корабль раскололся надвое, ударившись о скальный пик, как с жалобным звоном рухнули башни, как поникли переломанные крылья, как фигурки в блестящих панцирях посыпались из корабельного чрева словно горошины из стручка. Одних приняла твердь, и конец их стал быстрым; другие ушли под воду, и этим предстояло помучиться. Правда, не так долго, как в руках туранских палачей.

…Прошло какое-то время, и Конан, преодолев стремины и водовороты, очутился на выпуклой спине валуна, обросшего водорослями и ракушками. Удобный камень; содержимое раковин можно было съесть, и можно было разглядывать драконий клык, похожий на острие копья, покончивший с грондарским судном. Конан и разглядывал его, а также темные воды вокруг, но, кроме немногих обломков, не углядел ничего. Ни лысых голов, ни светловолосых, ни покрытых шерстью… Прибой уже смыл с утеса трупы и кровь, и теперь все грондарцы покоились на дне вместе с двумя своими невольниками.

Киммериец вздохнул и перенес взгляд на другую скалу и на разбитый корпус "Ильбарса". Потом он начал прикидывать, кто же первым доберется сюда, "Акит" или "Ксапур", и когда это будет, ночью или на рассвете. Скорей, на рассвете, подумал он; ни один кормчий не рискнет приблизиться к Драконьей Челюсти во мраке.

Солнце уже шло на закат, и с погасшими красками заката угасла и ярость в душе киммерийца; теперь он чувствовал лишь расслабляющую дремоту, наплывавшую на него из темноты. Камень вдруг начал плавно покачиваться под ним, и Конан сел, ибо ноги его не держали - точь-в-точь как после хорошей попойки. Голова у него слегка кружилась, веки потяжелели, рев волн превратился в усыпляющий рокот, а холодный северный ветер, налетавший с берега, не мог побороть жар, бродивший в его крови.

На небе высыпали звезды, тускло мерцая из-за облачной пелены, затем начал восходить месяц, и в этот миг грондарское зелье все же одолело Конана. Уткнувшись лицом в колени, он погрузился в сон, и был тот сон крепок, как скала, что держала его на своей спине между морем и небом.

Но снились Конану не скалы и не воды, не пустые небеса, не скамья на галере и не весло в руках, не призрачная каменоломня, где он рубил камень, и не ворот, поднимавший из колодца бесчисленные кувшины с водой; не видел он ни надменного лица Иоллы, Сына Зари, ни злобной физиономии крючконосого колдуна, ни безликих грондарцев в глухих шлемах, ни даже Хадра Ти и волосатого Арргха. Всю ночь он летал на воздушном корабле и был счастлив, ибо тот магический корабль хоть и поглотил частицу его жизни, зато оставался послушен ему и покорен, как хорошо обученный скакун.

А когда наступило утро и он раскрыл глаза, над горизонтом уже поднимались мачты большой галеры, ветер раздувал ее паруса, и весла пенили воду.