Тим О'Брайен - Вещи,которые они несли с собой

– Всего достаточно.

– Все?! И ничего больше?

– Да вроде все.

– Расслабься, дружище, - произнес голос. - Что с тобой?

Норман Баукер усмехнулся.

– Послушай-ка, - сказал он, - а хочешь послушать…

Он остановился на полуслове и покачал головой.

– Чего послушать?

– Ничего.

– Только имей в виду, - сказал микрофон, - что я отсюда ни шагу, даже если девка поманит. Прикован к столбу, понял? Ну, начинай.

– Нет, это я так.

– Точно?

– Точно, все в норме.

Из микрофона донесся разочарованный вздох.

– Дело добровольное. Клиент обслужен.

– Обслужен, - подтвердил Норман Баукер.

Заканчивая десятый круг, он в последний раз перегнал мальчиков. Человек в лодке исчез, болотные курочки уплыли. На противоположном берегу, над домом Салли Густафсон, солнце оставило пурпурный след над горизонтом. Эстрада была пуста. Женщина в брюках до колен терпеливо выправляла леску. У доктора Мейсона поливалка вращалась безостановочно.

На одиннадцатом круге он выключил кондиционер, опустил стекло и выставил локоть наружу, продолжая править одной рукой.

К чему притворяться? Он никогда не сможет и никогда не начнет об этом рассказывать.

Теплый, безмятежный вечер.

Если бы он заговорил, а этого не случится, он рассказал бы, как его друг Киова ушел в ту ночь в глубину темной и вязкой почвы - ушел целиком в войну, смешался с грязью.

Он ехал медленно, с включенным дальним светом, и вспоминал, как он ухватил ботинок Киовы и с силой потянул вверх, но не сумел преодолеть запах, сдался и упустил свою «Серебряную звезду».

Вот что надо бы объяснить: он был гораздо храбрее, чем думал про себя раньше, но далеко не так храбр, как ему бы хотелось. Тут именно оттенки важны. Макс Арнольд, любивший рассуждать о тонких материях, понял бы его. Отец, знавший все сам, кивнул бы.

– Правда состоит в том, - подчеркнул бы Норман Баукер, - что я отпустил его.

– Но может быть, он уже был мертв?

– Нет.

– Ты твердо уверен?

– Да. Он был жив. Такие вещи иногда понимаешь по ощущению.

Отец помолчал бы, глядя, как играет дальний свет на узкой гудроновой полосе.

– Ладно, - проговорил бы отец. - Семь медалей-то ты все-таки заработал.

– Да.

– Семь боевых наград.

– Да.

На двенадцатом круге небо разорвали многоцветные сполохи.

Он притормозил у Закатного парка и остановился возле навеса. Помедлив, вышел из машины, подошел к берегу и вошел в воду, не раздеваясь. Теплая вода смочила кожу. Он погрузил голову целиком и приоткрыл рот - чуть-чуть, попробовать воду на вкус. Выпрямившись, он скрестил руки и глянул на фейерверк. Для маленького городка, решил он, отличное развлечение.

В невыдуманном рассказе о войне мораль, если она имеется, подобна нитке, которой сшита одежда. Ее нельзя вытянуть. Невозможно извлечь суть, не раскрыв при этом другой, более глубокой сути. И в итоге получается так, что про невыдуманный рассказ о войне и сказать-то особо нечего, кроме, может, «Да уж…». Невыдуманные рассказы о войне не ставят своей целью делать какие-то общие выводы. Они далеки от абстрактных размышлений или аналитических изысканий.

К примеру, возьмем довольно популярное выражение: «война - это ад». Как нравоучительное изложение старой избитой истины оно представляется совершенно верным, и все же оно говорит о предмете отвлеченно, обобщает, и потому не выходит, чтобы аж до кишок пронимало. Душу не трогает.

Все сводится к тому, что называется «нутром чую». Невыдуманный рассказ о войне, если его рассказать честно, заставляет этим самым «нутром» поверить.

Именно так происходит, когда я рассказываю следующую историю. Я уже рассказывал ее раньше - много раз, много версий - но вот, что случилось на самом деле.

Мы форсировали реку и двигались на запад в горы. На третий день мой друг Курт Лимон наступил на мину-ловушку из артиллерийского снаряда. Мгновение назад он, смеясь, играл в догонялки с Рэтом Кайли, а теперь он мертв. Деревья были густые и нам почти час потребовался, чтобы расчистить ЗВ для медицинского вертолета.

Позднее, выше в горах, мы проходили мимо вьетконговского буйволенка. Я не знаю, что он там делал - рядом не было ни деревень, ни рисовых полей - но мы догнали его, накинули петлю и повели к покинутой деревне, где должны были устроится на ночь.

После ужина Рэт Кайли подошел к буйволенку и погладил его по носу. Военный открыл баночку С-рациона - свинину с фасолью - и предложил ему, но животное не проявило интереса.