***
Люди, выросшие в других условиях, не всегда умеют нас понять. Есть полуанекдот о том как американский студент слушал рассказ о беззакониях, происходивших в сталинско-бериевское время, а затем поднял руку и спросил у профессора: «Раз такое творилось, почему же никто не вызвал полицию?»
Как-то известный английский писатель Дэвид Корнуэлл, широко издающийся во всем мире под псевдонимом Ле Карре, пожаловался мне в Москве, что люди на советских улицах производят на него впечатление толпы, беспрерывно ищущей выход из лабиринта, где все заблудились и отчаялись в поиске…
- Погоди, - перебил я собеседника. - Представь себе, что в твоей Британии разом расстреляли всю королевскую семью, всю палату лордов, весь или почти весь офицерский корпус, разогнали парламент, разграбили имущество миллионов людей, в том числе твое лично, ограбили и разрушили соборы всех религий, а самую мыслящую часть интеллигенции упекли в тюрьмы или вытолкали в эмиграцию. У крестьян-кормильцев отняли землю. Затем вас заставили пожить в таком состоянии лет семьдесят пять, а после посоветовали восстановить все как было. Сколько вам, леди и джентльмены, понадобилось бы времени для восстановления не то чтобы изящных манер, а подобия человеческой жизни?
- Не знаю, - хмыкнул мой погрустневший собеседник. - Я не умею мыслить такими категориями. Нужно очень многое знать, чтобы понять вас.
***
Когда я рассказываю сегодня молодым людям, что полуторамиллионные тиражи сочинений Чехова, Гоголя или Салтыкова-Щедрина, которые издавал «Огонек», расходились мгновенно и очереди на подписку стояли по ночам, на меня смотрят недоверчиво и сочувственно. С тем же сочувствием глядели на меня американские студенты, с которыми я пытался поделиться впечатлениями от встреч с их нобелевским лауреатом и классиком Джоном Стейнбеком. Они его не читали и даже не слышали про такого. Как бы в развитие этих мыслей я приобрел на раскладке в московском Столешниковом переулке замечательный томик под названием «Все произведения школьной программы в кратком изложении». Книгу явно придумали и составили люди, как бы извиняющиеся за рутинность школьных программ. Они кратенько пересказали для школьников, занятых бултыханием в жизненном океане, толстые тома, которых те никогда уже не прочтут. Кроме кратчайшего изложения («Война и мир», том 1, часть 1. «Июль 1805 года. В петербургском салоне графини Шерер собираются гости…»), там есть еще куча полезнейших сведений об особенностях указанных книг («Преступление и наказание» Достоевского: «Центральный образ романа - Родион Раскольников. Его преступление - индивидуалистический бунт против порядков окружающей его жизни…»). Покупая книгу, я сказал продавцу, парню лет двадцати: «Мне все это читать приходилось. А теперь так просто…» - «Да, - сочувственно покивал парень. - Мои старики тоже намучились…»
Народная библиотека классики, издаваемая «Огоньком», - мост между умниками, читавшими нас раньше и теперь. Хорошо, что их много и они перекликаются.
***
Примерно через полгода моей работы в «Огоньке» нам удалось заснять на видеопленку тренировки военизированных групп в подмосковном городе Люберцы. Аккуратно подстриженные мальчики занимались боевым каратэ в специально оборудованных подвалах. В свободное от тренировок время эти орлы одевались в подобие униформы черного цвета и ездили в Москву, где отрабатывали разученные приемы, избивая хиппи, панков, рокеров и других волосатых обитателей московских бульваров. Так называемые «любера» вели себя очень нагло и пользовались явным благоволением местных властей и Министерства внутренних дел. Обо всём этом мы и написали; публикация была замечена и щедро цитировалась мировой прессой. Через неделю мне позвонили по «вертушке» и сообщили, что я вызван на секретариат ЦК для обсуждения статей в «Огоньке», направленных на компрометацию советской власти и ее органов правопорядка. Обиженные нами органы представлял на секретариате замминистра внутренних дел по фамилии Трушин.
Председательствовал Егор Лигачев, и первое, что он спросил, было: «Вы с кем? В чьей вы команде?» Я еще не успел ответить, как прозвучал второй вопрос, более личный: «А вы сами, когда видите этакое лохматое, с цепями на шее, приплясывающее существо, вы-то сами не хотите ли взять его за эту цепь и…»
Ответ мой был на научном уровне: «Весь опыт нашей истории свидетельствует, что, если человека бить, он не обязательно становится более патриотичен и лоялен к властям».
Читать дальше