Галилей начал письмо так:
«Несколько лет назад, как это хорошо известно Вашему Светлейшему Высочеству, я обнаружил на небе многие объекты, которые не были видимы никем ранее, до нашего времени. Новизна сих явлений, равно как и некоторые последствия, вытекающие из их существования, пришли в несогласие с представлениями физики, широко принятыми в кругах философов, и это настроило против меня немалое количество профессоров - словно это я, собственными руками, поместил данные объекты на небо, чтобы расстроить порядок Природы и опровергнуть науки. Кажется, мои оппоненты забыли, что расширение известных нам истин стимулирует исследования, укрепляет науку и способствует росту искусств, а вовсе не ведет к их преуменьшению или разрушению.
Проявляя гораздо большее пристрастие к собственным мнениям, нежели к истине, сии ученые мужи... бросают мне многочисленные вызовы и публикуют множество писаний, заполненных бессильными аргументами, но они совершают тяжкую ошибку, уснащая их цитатами из различных мест Библии, которые сами они не сумели правильно понять и которые совершенно не подходят к их аргументации»[27].
Несмотря на то, что Галилей направил все эти рассуждения и комментарии самой мадам Кристине, он не рискнул обвинить ее в несправедливости, опасаясь, что она может расценить подобные выпады с его стороны как дерзость или оскорбление. Он приберегал яд для других оппонентов, использовавших библейские цитаты, понять которые они были не способны, для осуждения гениальной теории Коперника, с которой они были знакомы лишь понаслышке. Галилей опирался на мнение св. Августина, рекомендовавшего проявлять умеренность в набожности и осторожность в суждениях о сложных предметах, указывая, в частности, на то, что следует избегать осуждения гипотез, «потому что в будущем истина может оказаться вовсе не противоречащей священным книгам как Ветхого, так и Нового Завета». В качестве комментария к своему пятидесятистраничному письму Галилей сделал сноски на все богословские труды, с которыми он ознакомился при построении собственных рассуждений по поводу использования библейских цитат в отношении науки, - он взывал к авторитету св. Августина, Тертуллиана, св. Иеронима, св. Фомы Аквинского, Дионисия Ареопагита и св. Амвросия Медиоланского, чтобы защититься от врагов, стремившихся, как он утверждал, «уничтожить меня и все, мною сделанное, любыми средствами, которые они только способны придумать».
Галилей чувствовал, что понимает мотивы своих преследователей: «Возможно, потому, что их тревожит известная истина, связанная с моими новыми предположениями, которые отличаются от того, чего они обычно придерживаются, эти люди полны решимости сфабриковать щит для своих заблуждений, соткав его из притворной веры и авторитета Библии».
Галилей с особым уважением относился к святым отцам церкви, однако в то же время сокрушался, что его современники прикрываются авторитетом их писаний, чтобы высказывать суждения в спорах о физических законах, игнорируя при этом очевидные свидетельства науки, утверждавшие нечто противоположное:
«Давайте допустим тогда, что теология уместна для высочайших божественных размышлений и по праву занимает царский трон среди наук. Но, признавая ее высочайший авторитет в этой области, надо отметить, что она не снисходит до низших и жалких рассуждений подчиненных ей частных наук и не озабочена ими, потому что они не имеют отношения к ее благословенной святости, а значит, профессора теологии не должны присваивать себе авторитет в разрешении противоречий в профессиональных сферах, которые они не изучали и не практиковали. Это все равно что абсолютный властитель, не будучи ни лекарем, ни архитектором, но обладая правом отдавать приказы, стал бы высказывать суждения и повеления в области медицины или строительства зданий, согласно своей прихоти, - создавая тем самым величайшую угрозу здоровью и жизни несчастных пациентов и риск обрушения строений».
Галилей приложил особые усилия, чтобы установить древность идеи гелиоцентрической Вселенной, восходящей к Пифагору (VI в. до н. э.), а позднее поддержанной в старости Платоном и принятой Аристархом из Самоса (как сообщает об этом Архимед в «Подсчете песчинок»), а впоследствии подтвержденной католическим каноником Коперником в 1543 г. Галилей имел серьезные основания подозревать, что эта теория находится на грани запрета, и в «Письме к великой герцогине Кристине» решительно возражал против подобных действий:
Читать дальше