Дава Собел - ДОЧЬ ГАЛИЛЕЯ

«Я верю, что целью Священного Писания было убедить людей в истинах, необходимых для спасения души, - продолжал Галилей свое письмо к Кастелли, - потому что ни наука, ни какие-либо иные средства не могут считаться надежными, один только голос Святого Духа дарует истину. Но я не думаю, что необходимо верить в то, что тот самый Бог, который даровал нам наши чувства, речь, интеллект, лишил нас возможности пользоваться ими, дабы научить тому, что мы способны постичь самостоятельно с помощью этих его даров. В частности, так обстоит в случае с науками, которые не упоминаются в Писании, и прежде всего с астрономией, о которой говорится так мало, что даже имена планет там не приводятся. Безусловно, будь целью священных текстов научить людей астрономии, они бы не обошли столь последовательно сей предмет».

Кастелли поделился этими изощренными рассуждениями учителя со своими друзьями и коллегами, которые сделали списки письма и способствовали его широкому распространению. А сам Галилей вернулся к предсказанию расположения Медицейских спутников и к составлению ответов - всевозможные оппоненты нападали в печати на опубликованные им работы. Когда в марте его здоровье пошатнулось, Кастелли, который умолял Галилея лучше заботиться о себе, решил прийти учителю на помощь.

В самом начале лета в монастыре Сан-Маттео в Арчетри Виржиния и Ливия облачились в темно-коричневые одежды францисканского ордена. Хотя обе девочки были еще слишком юными для принятия обетов мать-настоятельница, сестра Людовика Винта, сообщила захворавшему Галилею, что желает видеть их одетыми в соответствии с правилами. При этом она ссылалась на устав:

«Юные девушки, вступающие в монастырь прежде достижения ими установленного законом возраста, должны стричь волосы по кругу, а их мирское платье должно быть снято, им следует облачиться в религиозные одеяния в со ответствии с требованиями настоятельницы. Но когда они достигнут возраста, установленного законом, они должны будут принять обет, облаченные, как и все другие монахини» (Устав ордена св. Клары, параграф 2).

Тем временем письмо Галилея к Кастелли продолжало циркулировать среди публики, переходя из рук в руки, пока случайно не попало к совершенно не подходящему человеку. 21 декабря 1614 г., ровно через год после дня написания письма, ученый услышал, как его взгляды горячо осудил в своей речи, произнесенной с кафедры церкви Санта-Мария-Новелла во Флоренции, Томмазо Каччини, молодой священник из ордена доминиканцев, тесно связанного с «голубиной лигой».

«Мужи Галилейские! Что вы стоите и смотрите на небо?"1

Начав свою проповедь с такого выпада, Каччини немедленно перешел к библейскому тексту, читавшемуся в последнее воскресенье рождественского поста - это как раз был фрагмент из Книги Иисуса Навина, включавший повеление: «Стой, солнце!» - первоначально вызвавшее у мадам Кристины сомнения. Каччини завершил свою речь, заклеймив Галилея и его последователей, а также всех математиков в целом как людей, «практикующих дьявольские искусства... врагов истинной веры».

Язвительность его языка вызвала упреки в адрес Каччини, а руководители ордена принесли Галилею письменные извинения за нападки своего чересчур рьяного проповедника. Но вскоре другой флорентийский доминиканец, Николо Лорини, ставший обладателем экземпляра теперь уже по-настоящему широко разошедшегося письма Галилея к Кастелли, поспешил представить его главному инквизитору в Риме. Услышав эти новости, Галилей испугался, что при переписке наиболее важные фрагменты могли подвергнуться искажению (как это и произошло на самом деле) из-за случайных ошибок копиистов или же по злому умыслу. Он направил тщательно выверенную копию одному из ватиканских друзей - Пьетро Дини, который, в свою очередь, подготовил экземпляры для нескольких кардиналов, дабы те смогли бы помочь очистить имя Галилея от обвинений в ереси.

На протяжении весны и лета 1615 г. ученый перенес еще несколько приступов болезни, лишавшей его работоспособности, - вероятно, недуг усиливался из-за тревоги, вызванной пониманием того, какие силы ополчились против него. Галилей начал подозревать, что стал жертвой настоящего заговора. Прикованный к постели, он переработал частное письмо к Кастелли в более пространный трактат, снабженный серьезной и развернутой аргументацией, и отослал его самой мадам Кристине. (Поскольку ни один печатник не брался опубликовать «Письмо к великой герцогине Кристине» вплоть до 1636 г., когда оно было впервые издано в Страсбурге, итальянские читатели располагали только рукописными копиями.)