Эриксон Стивен - Пыль Снов

Олар Этиль фыркнула: - Кажется, я и сама заметила ... что-то. Сзади. Ты сказал, что их знаешь. А я нет. Странно, учитывая, что мы жили в одном мире.

- Я помню, как драконы были выпущены из Врат и начали искать власти среди разбитых остатков Куральд Эмурланна. - Он помедлил. - Моя встреча с ними была короткой, но яростной. Истинное отродье Тиам.

- Однако странствуют вместе. Неужели одна не замыслила предать другую?

- Они верят, будто являются двойняшками, выползшими из одного яйца. Среди всех драконов они были ближе всего к победе в Войнах за Тень. В последний раз стоял я рядом с братом, в последний раз защищал его бок, как и он - мой. - На время... - голос его дрогнул, - мы ощутили себя счастливыми.

Ливень ничего не слышал о Войнах за Тень и не представлял, какие стороны в ней сражались; однако он слышал горе в голосе Руина, и в душу его вонзилась заноза. "Поганые сожаления. Разве не все терзаемы ими? Поживи долго - и, может быть, лишь сожаления останутся живы в твоем разуме. Духи подлые, что за мерзкая мысль..."

Но в костяном мешке, которым была Олар Этиль, не осталось места для жалости. Она хрипло хихикнула. - Счастье несет смерть! О, вы тогда были такими праведными дураками! А теперь лишь один из братьев остается, словно шип, которого никому не выдернуть! Расскажи, какой великой цели ты решил послужить на этот раз, Сильхас Руин. Расскажи о достойных сожаления, но неизбежных смертях, которые усеют обочины мрачной твоей дороги! Не думай - я не насмехаюсь над тобой. Не обращай внимания на болтовню этого смертного. Устраивай побоище, Сильхас Руин! Ты и порченый огонек рядом с тобой, да и Кайлава тоже. Ну, давайте!

Видя такую вспышку, Сильхас наморщил лоб: - Говори не таясь, гадающая.

- Дар за дар? Отлично. Эрастрас призвал Старших. Сечула Лата, Килмандарос, Маэла - а теперь и Драконуса, да! Ты таился так тщательно, ты выпустил пульс мира из-под пальцев! Твой брат мертв, Сильхас Руин. Драгнипур сломан. Драконус вышел на свободу, Тьма в его руках - и что увидит былой любовник в ее глазах, снова устремленных на нас? Еще не поприветствовал маменьку, Сильхас? Не ощутил касания ладони? Думаю, нет. Она скорбит по сыну, которого любила больше, вот что я думаю. По тому, в котором ярче пылало черное пламя ее любви. Она заслужила великую ненависть и презрение за...

Удар руки Ливня пришелся ей в лицо, столь сильный, что ведьма упала, залязгав костями. Он навис сверху, поняв, что успел вытащить меч. - Ненависть, ведьма? Что же, ты знаешь о ней больше всех. Ну-ка, захлопни костлявую пасть и больше не открывай!

Провалы глазниц впились в него, словно были наделены когтями - но овл не дрогнул. "Уничтожение? Шелудивая сука, я боюсь жизни, не смерти!"

Он отступил и поглядел на Сильхаса.

Тот казался тяжело раненым, и удивительно было, что он еще стоит на ногах. Он обхватил себя руками, съежился и сгорбился. По впалым щекам текла алая жидкость. Ливень увидел, что лицо Риада исказилось тревогой. Шагнув к спутнику, он тут же развернулся к Олар.

Ливень встал на его пути. - Назад, - сказал он. - Не время. Утешь друга, Риад. Я уведу ее отсюда.

Юный воин дрожал, глаза его пылали яростью. - Она не...

- Не послушается? Еще как. Риад, хватит нападений...

Тот вздрогнул, глаза широко раскрылись. - Нападения. - Он кивнул. - Да, понимаю. Да. - Он снова кивнул и отвернулся, готовясь предоставить молодую силу в помощь сломавшемуся вдруг старику.

"Итак, он его превзошел и обрел лидерство. Вот так просто" . Ливень вложил меч в ножны и пошел к кобыле. Схватил поводья, еще раз метнул уничтожающий взгляд Олар Этили - та даже не шелохнулась - и пнул бок лошади, заставляя скакать.

По следу фургона, на восток и юг. Он не оглядывался, но все же краем глаза увидел на гребне ближайшего холма вихрь пыли. Она шла рядом. "Вижу тебя. Ты не краше гнили в паху. Вспомнишь ли, что я, кажется, спас твой мешок с костями?

Что-то сомневаюсь".

Солнце окрасило золотом звериный оскал каменной башни; фигура из золота и бронзы стояла над другой, коленопреклоненной, скрывшей лицо в ладонях. Ни один не пошевелился, пока солнце не село, оставив небеса темноте.

***

Среди Баргастов был один старик, слабый разумом, любивший натягивать на плечи рваную, жеваную волчью шкуру и падать на четвереньки, словно находя истинное свое "я". Зверем, не способным ни на что кроме воя и визга, он носился по стоянке среди псов, рыча, пока не подчинял всех ошеломленных, испуганных тварей. Он любил заниматься с животными и другими вещами, но память Сеток отказывалась воспроизводить столь жалкие и отвратительные эпизоды. Огромный волк равнин, Баалджагг, напомнил ей того старика. Шкура покрыта пятнами, прогнила, кое-где просто свисает клочьями. Губы постоянно оскалены, показывая толстые пожелтевшие клыки и резцы - словно мир заслуживает лишь вечного вызова. Провалы глаз твари преследовали ее, говоря в красноречивой тишине: "Я смерть. Я твоя судьба и судьба всего живущего. Я то, что оставлено позади. Уходя из мира, ты оставишь лишь это".