Федерико Гарсиа Лорка. Стихи

СОЛНЦЕ СЕЛО

Солнце село. Как статуи,

задумчивы деревья.

Хлеб скошен.

Тока опустели.

Они печальны безмерно.

Облаял пес деревенский

все вечернее небо.

Оно - как пред поцелуем,

и яблоком в нем - Венера.

Москиты - росы пегасы -

летают. Стихли ветры.

Гигантская Пенелопа

ткет ясную ночь из света.

"Спите! Ведь волки близко", -

ягнятам овечка блеет.

"Подружки, неужто осень?" -

цветок поверить не смеет.

Вот-вот пастухи со стадами

придут из далеких ущелий,

и дети будут резвиться

у двери старой таверны,

и наизусть будут петься

заученные домами

любовные куплеты.

МАДРИГАЛ

Мой поцелуй был гранатом,

отверстым и темным,

твой рот был бумажной

розой.

А дальше - снежное поле.

Мои руки были железом

на двух наковальнях.

Тело твое - колокольным

закатом.

А дальше - снежное поле.

На черепе лунно,

дырявом и синем,

мои "люблю" превратились

в соленые сталактиты.

А дальше - снежное поле.

Заплесневели мечты

беспечного детства,

и просверлила луну

моя крученая боль.

А дальше - снежное поле.

Теперь, дрессировщик строгий,

я укрощать научился

и мечты свои и любовь

(этих лошадок слепых).

А дальше - снежное поле.

КОЛОКОЛ

Колокол чистозвонный

в ритме креста и распятья

одевает раннее утро

париком из туманов белых

и струями тихого плача.

А старый мой друг тополь,

перепутанный соловьями,

давно считает мгновенья,

чтоб в траву

опустить ветки

прежде еще, чем осень

его золотить станет.

Но глаз моих

две опоры

ему не дают гнуться.

Старый тополь, помедли!

Не чувствуешь, как древесина

любви моей расщепилась?

Прострись на зеленом луге,

когда душа моя треснет,

которую вихрь поцелуев

и слов

изнемочь заставил

и разодрал в клочья.

ЕСТЬ ДУШИ, ГДЕ СКРЫТЫ...

Есть души, где скрыты

увядшие зори,

и синие звезды,

и времени листья;

есть души, где прячутся

древние тени,

гул прошлых страданий

и сновидений.

Есть души другие:

в них призраки страсти

живут. И червивы

плоды. И в ненастье

там слышится эхо

сожженного крика,

который пролился,

как темные струи,

не помня о стонах

и поцелуях.

Души моей зрелость

давно уже знает,

что смутная тайна

мой дух разрушает.

И юности камни,

изъедены снами,

на дно размышления

падают сами.

"Далек ты от бога", -

твердит каждый камень.

СОКРОВЕННАЯ БАЛЛАДА

Где оно, сердце того

школьника, чьи глаза

первое слово

по букварю прочитали?

Черная, черная ночь,

не у тебя ли?

(Как холодна

вода у речного

дна.)

Губы подростка,

которые поцелуй,

свежий, как дождь,

познали,

черная, черная ночь,

не у тебя ли?

(Как холодна

вода у речного

дна.)

Первый мой стих.

Девочка, взгляд исподлобья,

косы на плечи спадали...

Черная ночь, это все

не у тебя ли?

(Как холодна

вода у речного

дна.)

Сердце мое, что дозрело

на древе познанья,

сердце, которое змеи

кусали,

черная, черная ночь,

не у тебя ли?

(Как ты нагрета,

вода фонтана в разгаре

лета.)

Замок любви бродячей,

немощный замок, в котором

заплесневелые тени дремали,

черная, черная ночь,

не у тебя ли?

(Как ты нагрета,

вода фонтана в разгаре

лета.)

О неизбывная боль!

Только пещерный мрак

в силах тебя превозмочь.

Разве не так,

черная, черная ночь?

(Как ты нагрета,

вода фонтана в разгаре

лета.)

О сердце во мраке пещерном!

Requiem aeternam!

СТАРЫЙ ЯЩЕР

На узенькой тропинке

маленький старый ящер

(родственник крокодила!)

сидел и думал.

В своем сюртуке зеленом,

похожий одновременно

на дьявола и на аббата,

подтянут, весьма корректен,

в воротничке крахмальном,

глядел он солидно и важно,

словно старый профессор.

Эти глаза артиста

с неудавшеюся карьерой,

как печально они провожали

умирающий вечер!

Вы только в сумерки, друг мой,

совершаете ваши прогулки?

Вы ходите разве без трости,

дон Ящер? Ведь вы стары,

и дети в деревне могут

напугать вас или обидеть.

Что ищете вы на тропинке,

близорукий философ?

Взгляните, разорвано небо

призрачными тенями

августовской вечерней прохлады!

Вы просите подаянья

у тускнеющего небосвода?

Осколок звезды иль каплю

лазури?

Вы, может, читали

стихи Ламартина, хотите