Чарльз Маккей Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы

Кардинал Ришелье уделял этому прискорбному состоянию общественной морали много внимания и, по-видимому, соглашался со своим великим предшественником Сюлли в том, что положить конец означенному злу могут лишь самые жесткие меры. Данное умонастроение не в последнюю очередь являлось следствием происков его врагов. Маркиз де Теминь, которого оскорбили некоторые заявления Ришелье, в то время епископа Люсонского, в адрес Марии Медичи, решил, принимая во внимание невозможность вызвать на дуэль священнослужителя, бросить перчатку его брату. Такая возможность вскоре представилась. Теминь, обращаясь к маркизу де Ришелье, посетовал в оскорбительном тоне на то, что епископ Люсонский отступился от веры. Маркиз не стерпел ни манеры, ни содержания высказывания и с готовностью принял вызов. Противники сошлись в поединке на улице Ангулем, и несчастный Ришелье был пронзен шпагой в сердце и тут же скончался. С этого момента епископ стал убежденным противником дуэлей. Питать к ним отвращение его в равной степени заставляли здравый смысл и скорбь по убитому брату, и когда его власть во Франции укрепилась, он решительно приступил к их искоренению. В своем «Политическом завещании» он изложил свои соображения по данному вопросу в главе «Средства для прекращения дуэлей». Несмотря на издаваемые им указы, дворяне по-прежнему вступали в поединки по самым незначительным и абсурдным поводам. В конце концов Ришелье преподал им жестокий урок. Де Бутвилль бросил вызов и сразился с маркизом де Бёвроном; и хотя ни тот, ни другой участник дуэли на ней не погиб, ее последствия оказались для них фатальными. Учитывая принадлежность дуэлянтов к высшей знати, Ришелье рассудил, что закон должен покарать обоих. Их предали суду, признали виновными и обезглавили. Так общество избавилось от одних из самых отъявленных негодяев, которые когда-либо пятнали его репутацию.

В 1632 году два дворянина сразились на дуэли, на которой оба были убиты. Служители Фемиды были извещены о нарушении закона и прибыли на место поединка, прежде чем сторонники дуэлистов успели убрать тела. В соответствии с суровыми кардинальскими установлениями в отношении дуэлей, тела были с позором раздеты и повешены на виселице головой вниз, где провисели у всех на виду несколько часов665. Эта суровая мера на какое-то время отрезвила нацию, но вскоре была забыта. Людские умы были настолько преисполнены ложных представлений о чести, что наставить их на путь истинный было невозможно. Прибегая к подобным мерам, пусть и похвальным по своей сути, Ришелье был не в состоянии убедить людей соблюдать закон, хотя и мог наказывать их за нарушение оного. Как более восьмидесяти лет спустя заметил Аддисон, «смерти было недостаточно, чтобы удержать от преступления людей, предметом гордости которых было презрение к ней; но если бы каждого дуэлянта ожидало выставление к позорному столбу, это быстро уменьшило бы число этих якобы людей чести и положило бы конец столь нелепой практике». Ришелье никогда об этом не думал.

Сюлли пишет, что в его времена изрядным пристрастием к дуэлям отличались и немцы. Существовало три места, где дуэли были разрешены законом: Витцбург во Франконии и Ушпах и Галле в Швабии. Туда, разумеется, отправлялись в огромных количествах дуэлянты, убивавшие друг друга на законном основании. В более ранний период в Германии считалось исключительно позорным отказаться от поединка. Каждый сдавшийся противнику из-за легкой раны, которая не лишала его способности продолжать бой, приобретал дурную репутацию и лишался права сбривать бороду, носить оружие, ездить на лошади и занимать какую-либо должность на государственной службе. Погибших на дуэли хоронили с пышностью и великолепием.

В 1652 году, вскоре по достижении Людовиком XIV совершеннолетия, состоялась ожесточенная дуэль между герцогами де Бофором и де Немуром, у каждого из которых было по четыре помощника из числа мелкопоместных дворян. Приходясь друг другу зятьями, они, однако, уже давно враждовали, и их постоянные раздоры вносили изрядную дезорганизацию в войска, которыми они по отдельности командовали. Каждый уже долгое время искал возможности вызвать другого на поединок, которая наконец представилась в результате размолвки в отношении мест, которые они должны были занимать в королевском совете. Они дрались на пистолях, и при первом выстреле герцог де Немур был смертельно ранен и почти сразу же скончался. После этого маркиз де Виллар, секундант Немура, вызвал на дуэль Герикура, секунданта герцога де Бофора, — человека, которого он никогда прежде не видел. Вызов был принят, и противники сражались еще более отчаянно, чем их принципалы. Этот поединок, который велся на шпагах, длился дольше первого и вызвал у остальных шести присутствовавших куда больший интерес. Его исход оказался фатальным для Герикура, который пал, пронзенный в сердце шпагой де Виллара. Бóльшую дикость трудно себе представить. Вольтер в своей «Энциклопедии любопытных случаев» пишет, что такие дуэли происходили часто и число секундантов было не ограничено. Присутствие десяти, двенадцати и даже двадцати секундантов было в порядке вещей, и они нередко сражались друг с другом после того, как их принципалы были уже на это неспособны. Величайшим знаком дружеского расположения, который один человек мог выказать другому, был выбор его в качестве секунданта; и многие мелкопоместные дворяне так стремились выступить в этой роли, что старались превратить даже самую незначительную размолвку с представителем противной стороны в ссору, дабы указанный выбор пал именно на них. Граф де Бюсси-Рабутен рассказывает про один такой случай в своих мемуарах. Он сообщает, что, когда однажды вечером выходил из театра, один мелкопоместный дворянин по фамилии Брюк, которого он ранее не знал, очень вежливо его остановил и, отведя в сторону, спросил, действительно ли граф де Фианж назвал его (Брюка) пьяницей. Бюсси ответил, что ему это не известно, потому что он видится с графом очень редко. «Ах, да он же ваш дядя! — ответил Брюк. — И поскольку я не могу потребовать сатисфакции от него, ибо он живет в далекой провинции, я обращаюсь к вам». «Я понял, о чем вы, — ответствовал де Бюсси, — и, раз уж вам хочется поставить меня на место моего дяди, отвечаю, что всякий, кто утверждает, что он назвал вас пьяницей, лжет!» «Это сказал мой брат, — ответил Брюк, — а он еще ребенок». «Тогда его надо отхлестать за лживость», — парировал де Бюсси. «Я не позволю, чтобы моего брата называли лжецом, — заявил Брюк, намереваясь поссориться с собеседником, — поэтому обнажите шпагу и защищайтесь!» Они оба вытащили шпаги на людной улице, но очевидцы их разняли. Они, однако, договорились сразиться при возможности в будущем по всем правилам дуэли. Через несколько дней какой-то дворянин, которого де Бюсси никогда раньше не видел и имени которого не знал, обратился к нему и спросил, может ли он получить привилегию быть его секундантом. Он добавил, что не знает ни де Бюсси, ни Брюка лично, но, решив стать секундантом одного из них, принял сторону де Бюсси как человека более храброго. Де Бюсси совершенно искренне поблагодарил его за любезность, но заявил, что вынужден отказать, поскольку он уже пригласил четырех секундантов и боится, что, если их будет больше, дуэль превратится в баталию.