Михаил Герчик - Обретение надежды

Он перехватил требовательный взгляд Вересова и чуть приметно усмехнулся: конечно, ты вправе считать меня подлецом, да вот только мне самому чувствовать себя подлецом не хочется, такое дело. Хотя можешь мне поверить: если бы оказалось, что препарат и впрямь убил Зайца, я вас обоих в порошок стер бы — и рука не дрогнула.

Постучав карандашом по графину, Гаевский предоставил Белозерову слово.

Федор Владимирович был краток и сдержан.

— Комиссия поручила мне ознакомить членов партбюро с основными выводами, которые мы сделали в результате комплексной проверки работы института. Вкратце они сводятся к следующему: мы считаем, что институт сосредоточил свои усилия на решении главных проблем онкологической науки, добился несомненных успехов в борьбе за жизнь и здоровье больных, в подготовке и обучении квалифицированных кадров онкологов для республики и широкой постановке профилактики рака. К сожалению, в этой работе еще много недостатков и упущений. Больные из отдаленных районов иногда подолгу дожидаются операций, потому что лечащие врачи не требуют от онкодиспансеров и районных больниц своевременного предоставления рентгеновских снимков, микропрепаратов, данных предварительных исследований. Соответственно уменьшается оборачиваемость койко-мест, возможность оказать своевременную помощь тем, кто в ней нуждается. Ограничивают возможности института и непрофильные больные, которых все еще многовато. Истории болезней превращены в кладбища ценнейшей информации, они плохо изучаются и обобщаются, а кое-где и неряшливо ведутся. Видимо, назрела необходимость создания вычислительного центра; нужно обрабатывать истории болезней на ЭВМ, чтобы молодые, да и не только молодые врачи могли к ним чаще обращаться. Недостаточно используется уникальная отечественная и зарубежная аппаратура. Больные жалуются на некоторых санитарок и медсестер: грубы, бессердечны. В нарушение штатного расписания заведующие отделами завели себе секретарей, в то время как в институте не хватает младшего медицинского персонала.

Подробный доклад о работе комиссии будет предоставлен коллегии минздрава, на которую, как я полагаю, пригласят не только руководителей института, но и основных клинических и научных подразделений.

Белозеров отпил глоток воды, аккуратно промокнул носовым платком губы.

— Несколько слов о событиях, взбудораживших в последнее время нашу медицинскую, да и не только медицинскую общественность. Все вы уже знаете, что доктор Сухоруков самочинно ввел трем больным препарат золота, предназначавшийся для лабораторных испытаний. Очевидно знаете, что в настоящее время препарат уже утвержден для проверки в клинике в том же виде, дозировках и способах введения, какие были использованы.

К счастью, сегодня мы можем утверждать, что введение препарата к смерти больного Зайца отношения не имело. Морфологический диагноз, поставленный Мельниковым и подтвержденный профессором Чемодуровым, оказался ошибочным. Ошибка эта в некоторой степени объяснима сложностью случая; несомненное влияние на заключение Мельникова оказало и то, что препарат не должен был использоваться при лечении людей. Тем не менее, ошибка — есть ошибка. Вот заключение авторитетной комиссии экспертов, тщательно изучившей микропрепараты. Она установила, что введение изотопа золота действительно вызвало в ослабленном болезнью и операцией организме больного нерезкую лейкопению, но существенной опасности для жизни Зайца она не представляла. Как и утверждает клинический диагноз, он скончался от разлитого гнойного перитонита и пневмонии. Однако раковая болезнь и перитонит на фоне некоторого нарушения кроветворной системы взаимоусилили синдром комбинированного поражения. Этот-то синдром и был принят Мельниковым и Чемодуровым за лучевую болезнь.

Исходя из этого, комиссия решила не возбуждать перед соответствующими органами вопроса о лишении Андрея Андреевича Сухорукова звания врача со всеми вытекающими отсюда последствиями, а также не возбуждать против него судебного преследования. Но, по нашему глубокому убеждению, это не освобождает его от ответственности административной и партийной: какими бы гуманными соображениями не руководствовался врач, он не имеет права на безответственные действия, которые могут представить угрозу жизни людей.

Сухоруков сидел в углу, за белыми непроницаемыми спинами врачей и жадно курил сигарету за сигаретой, засовывая окурки в спичечную коробку и облизывая сухие, потрескавшиеся губы. Он плохо слышал, о чем говорили выступавшие в прениях Вересов, Жарков, Нифагина, Басов, Коваль. Слова Белозерова: «...комиссия решила не возбуждать...» звенели и перекатывались в нем, наполняя его ощущением горькой радости. Он молча кивал, безропотно соглашаясь с каждым словом. «Да, маловато требовал, да, случалось, был резок, нетерпим, да зазнался...» Все равно никто из выступавших не мог ему сказать того, что он сам себе сказал. «И все-таки, — думал он, — если у меня завтра не будет другого выхода, если представится хоть один шанс, даже четверть шанса, я снова рискну, хоть бы мне снова пришлось расплачиваться за это собственной шкурой. Я прекрасно понимаю, что нельзя нарушать инструкции, правила, методики, но если мои знания, мой опыт подскажут мне, что можно спасти человека, которого эти же правила числят безнадежным, я снова нарушу их. Равнодушным, трусливо-осмотрительным, думающим о собственном благополучии больше, чем о своих больных, рак не по зубам, они еще долго будут топтаться вокруг рака, регистрируя «правильные» смерти, а я не хочу и никогда не примирюсь с этим. Драться до последнего — вот в чем главный смысл нашей жизни, драться и — победить!»