Михаил Герчик - Обретение надежды

Он нажал на кнопку микрофона.

— Людмила? Пригласите ко мне доктора Минаеву.

— Сейчас поищу, Федор Владимирович.

Минаева пришла минут через пятнадцать: в туго накрахмаленном белом халате, в кокетливо сколотой на затылке косынке, с порога весело стрельнула удлиненными глазами. «Красивая», — подумал Белозеров и, не давая ей опомниться, строго спросил:

— В каких вы отношениях с директором института профессором Вересовым?

— Может быть, вы сначала пригласите меня сесть? — насмешливо сказала Минаева. — Или ваша высокая должность позволяет вам сидеть в присутствии женщины?

Белозеров крякнул и густо покраснел.

— Садитесь. Я жду ответа.

— А что вас, собственно, интересует?

— Вы прекрасно знаете, о чем я говорю.

— Федор Владимирович, — торжественно произнесла Ниночка, — позвольте вам сказать, что вы дурно воспитаны. Я должна была бы просто встать и уйти, и проинформировать о нашей глубоко содержательной беседе министра здравоохранения, но я этого не сделаю. Более того, я отвечу на ваш вопрос. Ведь вас интересует, сплю ли я с профессором Вересовым? Ладно, ладно, не мотайте головой, именно это вас и интересует. Так вот: не сплю. И не спала. И не потому что я этого не хотела. Понимаете, он не только мой начальник и профессор, он отличный мужчина. Помани он меня пальцем... Кто его знает, может, я и не устояла бы. Я женщина свободная, никакого преступления в этом не вижу. Но в том-то и дело, что он не поманил. А те, кто вам насплетничал о нас... полноте, не всякую сплетню нужно принимать за чистую монету. Особенно занимая такое солидное положение.

«Как мальчишку... — яростно думал Белозеров. — Отхлестала, как мальчишку. Ну сукин сын, Пашенька, ну сукин сын...»

— Вы зря кипятитесь, — смущенно закашлялся он. — Я имел в виду чисто служебные, деловые отношения.

— Тогда прошу великодушно простить меня, — язвительно сказала Ниночка. — У нас с профессором нормальные деловые отношения. Он очень внимателен ко мне и моей работе, как, впрочем, и к другим аспирантам и ординаторам.

— Что вы скажете о незаконном введении Сухоруковым больному Зайцу препарата коллоидного золота?

— О незаконном? — Ниночка удивленно вздернула брови. — Почему о незаконном?

— Послушайте, — разозлился Белозеров, — не изображайте из себя дурочку. Вы прекрасно знаете, что Андрей Андреевич ввел больному препарат, предназначенный для лабораторных испытаний.

— Но он уже утвержден для клиники, — Минаева достала из кармана вчетверо сложенный лист бумаги. — Пожалуйста...

Федор Владимирович почувствовал, как под ним качнулась земля. Осторожно, словно она была сделана из тонкого хрупкого стекла, взял бумагу, развернул, поднес к глазам. «Фармакологический комитет Министерства здравоохранения СССР рассмотрел материалы, связанные с лабораторными испытаниями препарата коллоидного золота, созданного институтом биофизики АН СССР...» Так. Физико-техническая характеристика — можно не читать... вообще больше можно не читать, все ясно.

— Где вы это взяли? — кашлянув в кулак, спросил он.

— В приемной, — ответила Минаева. — Прибыло с утренней почтой. Я увидела и подумала, что вам это будет интересно.

— Неправда. — Федор Владимирович аккуратно сложил бумагу. — Я просматривал утреннюю почту, там ничего не было.

— Тогда считайте, что я съездила за нею в Москву. — Минаева улыбнулась ярко накрашенными губами и поправила косынку. — Какое это имеет значение, не правда ли?

«Да, — подумал он, — да, правда. Ровно никакого значения. Никакого...»

— Можете идти. Если вы мне еще понадобитесь...

— С удовольствием. — Минаева аккуратно придвинула стул к столу. — Я даже не предполагала, что вы такой милый и приятный собеседник.

Она вышла. Белозеров еще раз внимательно перечитал решение Фармкомитета, порвал акт и представление прокурору и выбросил в корзину.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

1

Из приемной, из-за приоткрытой двери, доносился ровный стрекот пишущей машинки. Вересов отложил ручку, выглянул. С подозрительной ласковостью сказал:

— Людочка, я ведь просил пригласить Заикина и Восковцева.

Людмила вынула из каретки окончившуюся страницу.

— Будут через пятнадцать минут.

— Почему через пятнадцать? — притворно удивился он. — Они мне нужны сейчас. День-то не операционный.

— Сейчас вы пойдете обедать, я ведь уже говорила.

Вид у нее был непреклонный, как у египетской жрицы.

Николай Александрович знал, что спорить бесполезно, но, на всякий случай, возмутился.