Колин Маккалоу - Евангелие любви

Президент разобрался со своими чувствами, вызванными ужасной трагедией. Теперь он начнет размышлять, как отзовется она на стране, на мире, на его правительстве.

– В одном мы совершенно согласны, – мрачно проговорил он. – Нам ни к чему мученик.

– Господин президент, смерть Джошуа последовала в результате цепочки космических событий, которые нам не подвластны. Он же человек из ряда вон выходящий, иначе бы не справился с тем, на что мы его направили. При чем тут мученик. Мучеников творят – они жертвы гонений. Джошуа Кристиана никто никогда не преследовал! Правительство страны сотрудничало с ним по всем вопросам: от предоставления транспорта для его путешествий до организации Марша тысячелетия. Факты, о которых можно говорить открыто и с гордостью: власть ценила и ценит Кристиана. Прошу вас, сэр, рассматривайте его смерть, помня об этих фактах. Мученичество – вовсе не то, о чем вам следует тревожиться.

Рис оперся подбородком на руки, пожевал губами и покосился на нее:

– Мученики делятся на два типа: одних преследуют, другие добровольно создают себя сами. Вы должны признать, что на свете есть такие существа. Возьмите половину матерей в мире.

– В таком случае необходимо добиться, чтобы он не вызывал подобных ассоциаций. – Джудит поднялась на ноги. – С вашего позволения, поеду в госпиталь Уолтера Рида. Надо повидать мистера Магнуса.

Президент удивленно моргнул – он явно забыл о существовании министра окружающей среды.

– Конечно. Спасибо за все, Джудит. Передайте ему мои лучшие пожелания и скажите, что завтра утром я его навещу. – Его глаза угрожающе блеснули.

Джудит не могла понять, каким образом Рис догадался, что Гарольд Магнус лишь притворялся больным.

Вечером, когда уставший, но довольный народ готовился вернуться к изнурительной рутине повседневной жизни, президент распорядился радио– и телестанциям организовать специальный эфир. Намеченный на восемь часов Бал тысячелетия, разумеется, пришлось отменить.

Уютно устроившись в своей гостиной, сбросив туфли и закутавшись в легкий, пушистый, невесомый плед, Джудит Кэрриол включила маленький телевизор. Кончался самый длинный день в ее жизни.

Каким бы рациональным человеком она ни была, грубый разрыв связи – порой удушающей, связи, за месяцы соединившей рассудочное и чувственное в неразрывный круг, связи, принесшей ей многое из того, что она хотела, и при этом немало страданий, – этот разрыв причинил сильную боль. Был ли Джошуа Кристиан ее злым гением или, наоборот, она была его злым гением? Наверное, и то и другое. Обращение Тайбора Риса к народу символизировало окончание главы ее жизни под названием «Джошуа Кристиан».

Когда она покинула Белый дом, чтобы навестить Гарольда Магнуса на больничной койке, страхи прошедшего дня все так же держали ее в цепких когтях. Пробравшись в госпиталь Уолтера Рида сквозь наполнявшие Вашингтон безумные толпы, она обнаружила, что министр окружающей среды отказывается принимать посетителей. Ему опять повезло – болезнь оказалась настоящей. И после того, как она ушла из его кабинета, с ним, видимо, в самом деле случился приступ. Все это сообщат президенту, и министр будет прощен. Обидно! Но, оказавшись в госпитале, Джудит воспользовалась случаем перемолвиться несколькими словами с доктором Эмплфортом и обнаружила, что Рис уже выходил с ним на связь и просил сохранить в тайне обстоятельства смерти Кристиана.

На пути домой в машине ей передали просьбу президента сообщить о смерти Джошуа его родственникам. Он хотел, чтобы Джудит сделала это немедленно – до того, как об этом объявят официально. В семь он собирался прислать за ними машину, чтобы в Белом доме лично выразить соболезнование.

Сделав над собой усилие, Кэрриол с большой неохотой повернула к отелю «Хей-Адамс», где остановились родственники Джошуа. Они были сбиты с толку: после приема в шатре им никак не удавалось выяснить, как дела у Джошуа. Да, прием и церемония по случаю окончания Марша тысячелетия произвели на них впечатление, но не давала покоя мысль, что Джошуа не с ними. Интересно было поболтать с самим королем Австралии и Новой Зеландии, который оказался милейшим человеком с превосходными манерами и говорил одни любезности. Конечно, приятно обмениваться ничего не значащими фразами, кивками, улыбками и поклонами с премьер-министрами, президентами, послами, губернаторами, сенаторами и конгрессменами. Но Джошуа с ними не было. Джошуа болел! И их единственным настоящим желанием было немедленно повидаться с ним. А остальные словно сговорились и не пускали их к нему.