Оливия Уэдсли - Маленькие радости

– Не могу, не могу! – сказала она снова. Было несправедливо, жестоко, бесчеловечно ждать от нее, что она расскажет ему эту историю за день до их свадьбы. Никто не смог бы заставить ее. Она этого не сделает. Потом, впоследствии, может быть…

– Женщина, которая сознается, – дура, – сказала однажды Жоржетта. Это – правда. Что хорошего, какая польза сознаваться? Это никому еще не помогло.

Гуго верил ей. Разумеется, он верил. И она была бы честна по отношению к нему. Он мог бы всецело владеть ее жизнью, этой новой жизнью, которую они будут делить вместе. Ее прошлая жизнь, конечно, принадлежала только ей, и она могла поступать с ней, как ей заблагорассудится. Жан не осуждал ее. Он хотел на ней жениться, хотя он и знал.

Она ходила взад и вперед, ее маленькие ручки были крепко сжаты, глаза без слез, полные горя, растерянно оглядывались кругом.

О, жаждать чего-нибудь, жаждать с отчаянием, почти достигнуть и видеть, как это вырывают у тебя!

Она страдала так, как будто огненная пелена охватила ее.

– Я бы созналась, если бы я могла, – шептала она, – но я не могу, это свыше моих сил.

Разум, справедливость, честность моментами взывали к ней, но она отбросила все это.

Гуго вошел в комнату. Она лежала на кушетке. Он подошел и стал около нее на колени.

– Что случилось, родная, ты не больна?

Она покачала головой:

– Я думаю, что я устала.

Он поцеловал ее руки.

– Ничего не значит, зато послезавтра ты отдохнешь. Тони, знаешь ли ты, что это действительно завтра?

Она безмолвно кивнула.

– Посмотри сюда, дорогая. Я уверен, что ты сегодня себя плохо чувствуешь. Позволь мне позвать этого старого доктора. Я думаю, что это жара. Я не хочу, чтоб ты была завтра больна. Это было бы ужасно, если бы наша свадьба была отложена.

– Ты действительно так любишь?

– Тони, что ты этим хочешь сказать? Люблю! Я думаю, что люблю. Посмотри на меня. Я не умею говорить, что надо, и все такое. Я бы очень хотел уметь все сказать, как ты умеешь, но я не умею, дорогая. Только одно я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя, слышишь! Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была моей женой. Я не умею говорить, я знаю, что не умею. Мужчина чувствует, что язык у него связан, когда он пытается сказать женщине, что он ее любит и как он ее любит. Легко говорить об обыденных вещах. Я говорю, родная, что ты бледна. Ты чувствуешь себя усталой, сонной? Почитать тебе немного? Те прелестные стихи, которые ты так любишь?

Он быстро встал и пошел к столу.

– Я принес пачку газет, присланную мне Дрю. Я их еще не смотрел, я думал, мы их вместе посмотрим.

Он вернулся с руками, наполненными книгами и газетами.

– Подвинься, дорогое дитя.

Тони подвинулась, так что он мог сесть около нее. Она быстро положила руку на газеты.

– Какие, какие книги тут у тебя?

– Я еще не смотрел их – давай посмотрим! «Тетлер», ладно; «Симплициссимус» – ты когда-нибудь читала это? Нет? Ладно, хорошо, что не читала. «Матэн», «Рир», «Мейл», «Вуа»…

– Что ты сказал?

– Это французское тряпье – «Вуа» имеет иногда хорошие снимки. Я говорю, детка, я думаю, нет ли в одном из них твоего рисунка. Я не могу осознать, что я женюсь на знаменитой карикатуристке и что вместе с тем ты так молода. Давай быстро просмотрим их, нет ли в них чего-нибудь приличного.

– Я знаю, что там нет ничего моего, – быстро сказала она.

– Во всяком случае, мы можем их пересмотреть. Открой это, родная.

Он взял у нее «Вуа» и начал перелистывать страницы от начала. Он взглянул на нее.

– Радость моя, ты очень бледна, ты уверена, что не больна?

– Совершенно уверена, не беспокойся, Гуго.

– Ладно, я тоже не думаю, но я совершенно расстраиваюсь при мысли, что ты можешь заболеть. – Он закрыл газету, сбросил ее на пол и взял Тони в свои объятия. – Тони, ты не сердишься на меня за что-нибудь, скажи?

Она закрыла глаза так, чтобы он не мог заметить ее слез.

– Глупый человек, разве я могла бы на тебя сердиться?

– Хорошо, я не знаю, но ты какая-то другая сегодня утром. – Его голос стал мягче. – Тони, ты не боишься замужества, боишься?

Она чуть не вскрикнула громко – такой ужасной насмешкой был этот вопрос.

– Я намерен быть очень хорошим по отношению к тебе, моя драгоценная маленькая любовь. Ты принадлежишь к тому роду женщин, к которым мужья сохраняют любовь. Большинство женщин любимы во время медового месяца и только терпимы впоследствии. Я вспоминаю бедного Керстерса. Я, как младший, прислуживал ему в Итоне. Он женился в прошлом году, как все думали, на совершенно очаровательной девушке, и все такое. Ладно, но после свадьбы он узнал, что она была нечестная. Вначале он чуть с ума не сошел от этого, но впоследствии, клянусь моей душой, он возненавидел ее. В чем дело, родная? Ты дрожишь? Тони, скажи, родная, не скрывай ничего из боязни встревожить меня. Ты больна, мое сердце?