Мари Клармон - Любви навстречу

– Нет, это неправда!

Отец тяжко вздохнул.

– Увы, правда. Я пытался спасти ее. Сделал все, что было в моих силах. А потом поклялся, что спасу хотя бы нашу дочь, которой тоже грозило безумие.

– Поэтому отправил меня в преисподнюю? – спросила Мэри с таким спокойствием, что сама себе удивилась.

– Вероятно, это было ошибкой, – начал оправдываться герцог. – Вероятно…

– Ошибкой? – эхом отозвалась Мэри. – Моя жизнь стала сущим кошмаром из-за вашей ошибки. Вы, сэр, не человек, вы чудовище.

– Не смей так говорить! – гневно крикнул отец, обретая свою обычную самоуверенность. – И ты, как послушная дочь…

– Вы жалкий ничтожный человек, – процедила Мэри, – и я никогда не прощу вас. И моя мать никогда не простит. Никто и никогда вас не простит!

Сдержанность, обычно присущая «парадному» облику герцога Даннкли, мгновенно превратилась в ярость. Он сжал кулаки и уже занес руку для удара, когда в его глазах вдруг вспыхнули странные огоньки. И тотчас же левая сторона лица перекосилась, рот открылся и закрылся несколько раз, но он не издал ни звука. После чего плечи герцога затряслись, и он начал медленно оседать на пол.

– Нет! – закричала Мэри, глядя на отца, уже лежавшего на полу. – Нет! – снова крикнула она, не веря, что отец все-таки уйдет от справедливого суда.

Старший герцог лежал без движения, лежал с открытым ртом и молящими о помощи глазами.

А Мэри, охваченная чувством ярости, наклонилась к отцу и, приблизив к нему лицо, выкрикнула:

– Я никогда вас не прощу! Никогда!

– Мэри, успокойся! – окликнул ее Эдвард. – Он схватил ее за плечи и попытался оттащить, но она, упираясь, продолжала сыпать проклятия.

– Я никогда не прощу вас! – кричала она, задыхаясь от ненависти.

Герцог Даннкли по-прежнему был недвижим; парализованное тело замерло в одном положении, и лишь глаза его то и дело моргали. Когда же губы отца вдруг зашевелились, Мэри пожалела, что не могла разобрать слов – ведь он, возможно, хотел сказать что-то очень для нее важное…

И тут Мэри с громкими рыданиями бросилась к отцу и вцепилась в его черный фрак – словно пыталась вытрясти из него какие-то признания, объяснившие бы его жестокость. Внезапно из груди ее вырвался отчаянный вопль, и она прижалась лбом к шейному платку старого герцога. Теперь Мэри плакала от тоски по матери, а также по тому отцу, который у нее был когда-то, много лет назад. Плакала она и по своей искалеченной жизни, так как была уверена, что ничто не заполнит зияющую пустоту у нее в сердце.

Тут сильные мужские руки подхватили ее и унесли от неподвижного, но все еще дышавшего герцога. Но она по-прежнему не могла успокоиться, и слезы потоками струились из ее глаз. Эдвард прижимал ее к груди, пытаясь утешить, но все было тщетно, ибо Мэри знала: вскоре они с Эдвардом расстанутся, и на сей раз – навсегда. Ведь он же сам так сказал, не так ли?

– Я не смогу удержать вас, если вы начнете падать, милорд, – сказала Ивонн Пауэрзу, когда они пробирались по задворкам Ист-Энда.

– Я частенько падал в грязь, так что ничего страшного. – Виконт усмехнулся.

Ивонн взглянула на покрытые какой-то слизью булыжники мостовой и с отвращением в голосе пробормотала:

– Могу представить…

Пауэрз снова усмехнулся.

– Перестаньте, мадам. Не стоит делать вид, что вы совершенно не знакомы с подобными местами.

Ивонн промолчала. Когда-то она прекрасно знала такие закоулки с притонами, заполненными грубыми и вечно пьяными мужчинами, от которых всего можно было ожидать. О, хвала Небесам, что она все-таки вырвалась оттуда, иначе давно была бы мертва…

Но Ивонн пришла сюда вовсе не для того, чтобы предаваться воспоминаниям. Нет-нет, она вернулась в Ист-Энд по более важному делу.

Они молча продолжали свой путь по узкому темному переулку. Несмотря на удушливое зловоние смерти, наполнявшее каждый тупик и проулок, Ивонн не собиралась отказываться от намеченного плана.

На очередном перекрестке они свернули в боковую улочку, и Ивонн крепко сжала рукоятку пистолета, не вынимая его из кармана. Ее очень беспокоила слабость спутника – виконт, еще не оправившийся после ранения, оказался настолько слаб, что от него, наверное, было больше вреда, чем пользы. Но Ивонн не могла отправиться сюда одна. К тому же виконт также заслуживал право на месть.

Наконец они вышли на широкую освещенную газовыми фонарями улицу, и Ивонн с беспокойством осмотрелась. Потом снова взглянула на Пауэрза, побледневшее лицо которого уже почти сливалось с пепельными волосами. Любой грабитель, заметивший его слабость, посчитал бы их обоих легкой добычей и моментально обчистил бы карманы – если не хуже…