Я вижу, как моя улыбка увядает. Разве не плевать, даже если я и похож на продавца? Я уже год этим занимаюсь.
Делаю глубокий вдох. Представляю, как расширяются, а затем сужаются мои легкие. Я найду способ вернуться в университет. Обязательно. Я должен.
Густо прислушивается. Я смотрю в ту сторону, куда повернулись его уши. Я не боюсь работать в ночную смену, но иногда все же ловлю паранойю.
Неудивительно, что мама так ненавидит мои ночные смены. «Не то чтобы я тебе не доверяла, – говорит она. – Я не доверяю другим людям. Тебя могут ограбить, на тебя могут напасть или, боже упаси, перепутать тебя с кем-нибудь и застрелить».
Под «кем-нибудь» подразумевается безоружный темнокожий парень с пачкой «Скиттлз».
В то же время, будь я врачом, мама относилась бы к ночным дежурствам совершенно иначе. Многие принимают нас с моим младшим братом Рейном за армян, спасибо знаменитой семейке, фамилию которой можно даже не называть. А еще несколько раз меня принимали за гавайца, потому что любой представитель смешанной расы считает, что в силу своего происхождения имеет право на бесконечное количество «йоу, дай-ка угадаю, чей ты» – чисто забавы ради. Наши имена не особо раскрывают наше происхождение, что позволит вам еще чуть лучше узнать моего отца.
Он назвал меня Пабло Неруда в честь чилийского поэта, того самого парня, который говорил: «Хочу сделать с тобой то же, что весна делает с вишневыми деревьями», – а ведь его звали даже не Пабло. Его звали Рикардо, а «Неруда» вообще позаимствовано у другого поэта. Я не латиноамериканец, поэтому имя Пабло и так сбивает всех с толку, но, как по мне, свидетельство о рождении у меня вышло донельзя безвкусным: первое имя – Пабло Неруда, второе имя – прочерк, фамилия – Райнд. По-английски часто произносят «Ринд», звучит тупо.
Брату тоже не удалось легко отделаться: Райнер Мария Райнд, в честь поэта Райнера Марии Рильке, чьи сонеты я как-то пытался читать еще в школе и понял, что не мое. Помню только, что там был перебор с восклицаниями. В основном охи да ахи.
По крайней мере, вторая часть моего имени не женская – Мария. Хотя все зовут его просто Рейном – ага, как того корейского красавчика актера из фильма «Ниндзя-убийца», у которого целых восемь кубиков пресса.
Рейн таранит на «Тесле» отель «Плаза».
Рейн напился на «Бернинг Мэн».
Победы Рейна: мягкий протеиновый план!
Девчонки зовут его Рейни, всегда при этом хихикая. Отвратительно, конечно, но я видел с ним девчонок, которые не выглядели на тринадцать лет и уж точно не одевались как тринадцатилетние. Я напоминаю себе, что надо бы с ним серьезно поговорить, но не так, как в тот раз, когда я орал на него, чтобы он надевал резинку (мы с Тайсом застукали его с девчонкой прямо на веранде маминого дома).
Маму зовут Кен Хи, но она обходится простым Кей. Папино имя – Билал, и, что любопытно, напрягает его лишь одно: когда белые пытаются называть его Биллом. Мама хотела назвать меня Дэниелем или Дэвидом, а Рейна – Джоном, потому что это легче произносить. Это уже характеризует ее. Хотя те имена такие бесформенные, звучат куда более глупо по отношению к иммигрантам, чем даже Кен Хи.
Завершить свою биографию хочу следующим фактом: мои родители не в разводе. Просто разъехались еще до рождения Рейна. Поэтому, хоть я и не припомню, чтобы они при мне целовались, доказательства говорят о том, что они все-таки занимались всякими отвратительными вещами, которые я даже представлять не хочу.
Я скидываю ботинки, ставлю их в сторонке и обуваю серые пушистые домашние тапочки с надписью «Спорт».
Будто это название бренда. Мне их подарила миссис Ким, после того как я выразил восхищение ее красными тапочками; в ботинках целую смену отработать просто невозможно, чувствуешь себя как в тюрьме. Сквозь дырку в носке выглядывает мизинец, и я пытаюсь сместить ткань чуть в сторону, чтобы дырка оказалась в другом месте.
Когда стану богатым и успешным, надо не забыть включить эти детали в сценарий моего биографического фильма. Для красочности и реалистичности.
– Йоу-йоу-йоу-йоу-йоу!
– Вот дерьмо, вся галерка собралась, – кричу я своим соседям по общежитию, Тайсу и Селвину. Мы с Тайсом почти одного роста: шесть футов и два дюйма, только он просто тощий, а я костлявый. У него большая голова знаменитого чувака и длинные ресницы, как у Тупака, – девчонки называют такой взгляд мечтательным. Он мой самый настоящий лучший друг, хоть я и никогда ему в этом не признаюсь. С Селвином – он же Хозяин трущоб – я знаком еще с начальной школы, но мы не ладили до тех пор, пока не поселились вместе. Честно говоря, не уверен, что могу называть его своим другом. Это тот самый чувак в команде, который случайно встречается взглядом со злобным бездомным в поезде или покупает такую же шапку, как у тебя, и не считает это проблемой.
Читать дальше