Мэри Х.К. Чой - Личное дело

Я не торопясь иду к прилавку, по пути вытаскиваю двенадцатидолларовую пинту австралийского йогурта от коров, выращенных на подножном корме, и возвращаю ее в холодильник. Проделываю то же самое с девятидолларовым фунтовым кексом с маття [1] Японский порошковый травяной чай (здесь и далее – прим. пер.). , брошенным возле чайных полок. Делаю большое шоу из собственной добросовестности.

На Тину это ничуть не действует.

– Ты должен был быть здесь за пятнадцать минут до начала смены, чтобы расставить товары, так что ты опоздал на девятнадцать минут, Паб. – Тина так яростно натягивает перчатки, что случайно засовывает два пальца вместе.

– Эй, – говорю я, стягивая шапку-бини. – Я уже сэкономил для компании где-то двадцать долларов за последние двадцать секунд. – Я киваю на холодильники. – Обычно это работа на два часа. – На мне худи размера XXXL, это свидетельствует о том, что цикл моей стирки сейчас на самом пике. Оно едва помещается под курткой, и я машу руками, чтобы высвободить их из рукавов. – Ну же, Ти, – взываю я к ней. – Как можно злиться на человека, страдающего от сезонной депрессии? Ты же знаешь, мои предки были созданы не для такого климата. – Еще немного, и Тина меня убьет. – Прости. – Я засовываю куртку под прилавок и подталкиваю напарницу локтем, но она уже завелась, и деваться некуда.

– Вот опять! Ты всегда пытаешься выкарабкаться из ситуации, полагаясь на обаяние и эти волосы. – Она тыкает в воздух между нами, приподнявшись на носочки, потому что я на целый фут выше нее. – И это лицо. – Тык, тык. – С меня довольно! – Она бросает на меня многозначительный взгляд и вскидывает обтянутую красной перчаткой ладонь. – На меня больше не действует это дерьмо.

Не хочу показаться козлом, но, когда дело касается женщин, обычно это «дерьмо» еще как действует.

– Ладно, слушай. – Я протягиваю руку к кучке пятидесятицентовых сладостей у кассы, выуживаю оттуда две конфеты «Ферреро Роше» в золотых обертках и кладу на ладонь в шерстяной перчатке. Это ее любимые.

– Давай я отработаю половину твоей следующей смены.

Не выношу, когда на меня кто-то сердится.

– Это мой подарок на Валентинов день. Для тебя, – продолжаю я.

– И для Дэниела, – добавляет она, уже мягче. Дэниел – ее парень. Полный придурок.

– И для Дэниела… даже если он и придурок. – Я корчу театральную гримасу.

Дэниел – неплохой парень, но работа в универмаге «Веризон» незавидная. Опять же, я и сам-то продавец в магазине у дома.

– И в следующем месяце прикроешь меня на мой день рождения, – говорит она.

Черт, я должен был за милю учуять этот развод.

– Ладно. – Соглашаюсь с ее условием.

Тина улыбается, прищурившись, хлопает ресницами и прячет конфеты в карман.

– И да, положи доллар в кассу прямо сейчас, – говорит она, кивая на чашу с конфетами и наматывая шарф на лицо так, словно собирается выйти в снежную бурю. – Не забудь. – И вдруг перед уходом она возвращается к кассе и обнимает меня. – С днем рождения, Паблито.

Тина выходит, захлопывает за собой дверь с пластиковой вставкой, и на прилавок запрыгивает Густо. Он весь черный, не считая белого участка на подбородке, из-за которого он похож на темнокожего с бородой, словно он играет на контрабасе в кошачьем джазовом ансамбле или что-то типа того. Между нами особая связь. Он не дает себя гладить никому, кроме меня. Мой чувак.

Я поискал мелочь по карманам. Мистер и миссис Ким сходят с ума по поводу инвентаризаций. Со стороны вы бы решили, что они собираются сыграть спонтанную партию в гольф – неторопливую, в качестве отдыха, – но ничто не ускользнет от их взгляда. Они всегда точно знают, сколько «Ферреро Роше» и «Бачи» лежит в корзинке вместе с жевательными имбирными конфетами, брать за которые по пятьдесят центов за штуку – грабеж, как по мне.

Я выдавливаю на ладони антисептик и смотрю в окно. Сам не знаю зачем. В магазине так светло, что стекла превратились в зеркала.

Иногда по ночам, когда я остаюсь тут один, у меня возникает чувство, будто за мной кто-то следит.

«Восстановился в Нью-Йоркском университете, несмотря на низшие оценки и деморализующий долг по кредиту на учебу!»

Я смотрю в окно, а мое отражение смотрит на меня. Пора подстричься. За ушами волосы уже начинают виться. И поспать было бы недурно.

«Я что, похож на кого-то, кто станет работать в магазине у дома? Прям правда-правда?»

Улыбаюсь. Во весь рот. Моя семья выиграла в генетической лотерее идеальное зрение и безупречные зубы. Мы никогда не носили ни очков, ни брекетов.