Екатерина Гракова - Все больны, всем лечиться

– Совсем плохо, – пробормотал старичок.

– А мне-то каково? Меня тянут на три миллиона частей, и им всё мало, им сто миллионов подавай. Чтобы и земля, и вода, и хлеб были. Вот так, как по волшебству, понимаешь?

– Они хорошие.

– Один ты так думаешь. А Подарочник уже от жадности их обалдевает, я на куски распадаюсь, Забвение же, как и ты, захандрил. Теперь в мире чёрт знает что происходит, и как долго продолжаться будет, никто не знает. Все хотят, чтобы прекратился хаос, а он знай себе растёт.

– Если б не спина…

– Так что, у Подарочника мазь попросишь? – старик невесело ухмыльнулся.

– Мазь у меня есть, та, что ты из аптеки принёс. Да только не она мне нужна. Не такая мазь, понимаешь?

– А какая?

– Я думаю, если Подарочника попросить, он достанет такую, какую надо.

– Это какую?

Ответить старичок не успел: снова трель соловья всколыхнула уют гостиной и полутьму коридора. Кошка на коврике разом собралась и села, обвив лапки пушистым хвостом. Моторчик внутри неё стих.

– Пришёл, – кивнул старик.

– А вот и я! – донеслось из коридора, и в гостиную, неся с собой волны холода, ввалился толстый румяный дед. Одет он был в красное с белым, на голове его сидела соболья шапка, длинная, заплетенная в косу борода красиво лежала на груди и переливалась от снега. За спиной у деда виднелся узорный мешок.

– Подарочник! – обрадовался старичок.

– Время! – обрадовался дед. – А мне Пространство сказал, что ты захворал, да навестить просил, и не зря, видимо, просил, вон и сам пришёл, что, совсем ноги отказали?

– Отказали, совсем отказали.

– У меня в мешке новые ноги есть, дать?

– Да мне не ноги бы…

Подарочник поставил мешок у кресла, сам прошёл к камину, снял шапку, обнажив небольшую лысину, сходу погладил кошку и заговорил:

– Слушай, Время, без тебя мир совсем заплесневел, дурить начал. Что ни день, то катастрофа или реформы какие, а люди, что в этом ничего не смыслят, мечутся туда-сюда, выходы ищут. Возвращаться тебе надо, на ноги вставать. Скажи, что подарить тебе, что загадал ты, чтобы выздороветь, и я тебе что угодно достану, только поправляйся. Хочешь, ноги, хочешь, спину, а хочешь…

– Мне бы валерианы для растирания.

– Чего?

Подарочник и Пространство уставились на старичка. Тот поёжился и укутался в плед.

– Это я не для себя, – тихо объяснил он.

– Ну, не для себя, – согласился, смекнув, что к чему, дед. – А как пойдёшь их намазывать-то?

– Попрошу у тебя ещё и ноги.

Подарочник некоторое время смотрел, как старичок пьёт чай, а потом улыбнулся – хитро-прехитро, как будто видел Время насквозь.

– Так, а для себя чего пожелаешь?

– Мне не надо ничего. В этот раз не надо. Как смогу пойти, успокоить, влить в умы валерианы, растереть мысли мазью, так и праздник у меня будет, так и подарок получится – сгинет хаос, вот как. Ну, а как волнения улягутся, так я снег вызову – чтобы шёл вместе со мной по миру и покой в души селил, уверенность в завтрашнем дне на место водворял. Они хорошие, правда, только боятся.

– Добряк ты, Время, – сказал Пространство, – добряк.

– А ты чего пожелаешь? – обратился к нему Подарочник.

Старик хмыкнул.

– Хотел бы я, чтобы эти бояки проблем нам не создавали, да только о ком мы тогда заботиться будем? Так что пожелаю я себе новый плащ. Размера на три побольше прежнего, и пусть рвут меня дальше, я всё равно что резиновый. По крайней мере, до тех пор, пока они в это верят.

Подарочник вернулся к мешку, открыл его, долго в нём рылся и достал, наконец, то, что у него просили.

– И вот ещё что, – сказал Время, опробовав новые ноги. – Надо бы Забвение навестить, лекарство занести. Без него тяжело работать: с памятью всегда проблемы большие, – а с этим прохвостом и мне, и им легче живётся.

– Сделаем, – кивнул Подарочник. – Ну, с праздником!

– Ты кто? – спросил я.

Голос почему-то принадлежал найденному в горах и уже обратившемуся в мороженое альпинисту. Саднило нёбо.

Лицо склонившегося надо мной человека было диким. Немытые волосы цвета асфальта торчали во все стороны, из густых бровей того и гляди могли выскочить папуасы с копьями, а пахло от него… больницей.

Я в больнице?

Человек с диким лицом вдруг улыбнулся, но как-то жалостливо.

– Чего так долго-то? – спросил он.

– Долго? – не понял я.

– Все уже давно очнулись. И сестрички к тебе уже дважды заходили.

Сестрички?

Я не припомнил, чтобы у меня была хотя бы одна сестра.